"Адольфо Касарес. Козни небесные" - читать интересную книгу автора

У госпиталя стоял другой часовой. Моррис раза два прошелся перед
дверью, не смея войти. Наконец решился испытать судьбу: показал кольцо.
Часовой пропустил его.
Сиделка появилась только на следующий вечер.
Она сказала:
- На сеньора из церкви ты произвел неблагоприятное впечатление. Ему
пришлось принять твой обман: всегда он порицает за это членов содружества.
Но твое недоверие оскорбило его.
Она сомневалась, что сеньор действительно выступит в пользу Морриса.
Положение осложнялось. Надежды выдать его за иностранца улетучились, жизни
его грозила прямая опасность.
Моррис написал подробнейший отчет обо всем, что произошло, и послал его
мне. Теперь он хотел передо мной оправдаться: сказал, что женщина извела его
своими волнениями. Возможно, он и сам стал волноваться.
Идибаль еще раз посетила сеньора; из доброго отношения к ней - "шпион
не лишен привлекательности" - он обещал, что "самые влиятельные силы
решительно вмешаются в дело". План заключался в том, чтобы обязать Морриса
наглядно восстановить события; другими словами, ему дадут самолет и разрешат
воспроизвести испытание, которое он якобы проводил в день аварии.
Влиятельные силы взяли верх, но самолет, предназначенный для испытания,
будет двухместным. Это затрудняло вторую часть плана: бегство Морриса в
Уругвай. Моррис сказал, что с сопровождающим справиться сумеет. Влиятельные
силы настояли, чтобы выделен был точно такой же моноплан, как тот, что
потерпел аварию.
Идибаль целую неделю изводила его своими надеждами и тревогами, но вот
наконец пришла, сияя от радости, и объявила, что все устроено. Испытание
назначено на ближайший четверг (оставалось пять дней). Полетит он один.
Женщина тревожно посмотрела на него и сказала:
- Я буду ждать тебя в Колонии. Как только "оторвешься", бери курс на
Уругвай. Обещаешь?
Он пообещал. Повернулся лицом к стене и сделал вид, будто заснул.
"Понимаешь, - объяснил он, - она словно заставляла меня жениться, и я
разозлился". Он и не подозревал, что они прощаются навеки.
Моррис был уже здоров, и на следующий день его перевели в казарму.
- Чудесные были дни, - сказал он, - знай себе пили мате или пропускали
рюмочку с часовыми.
- Не хватало еще, чтобы вы играли в труко[5], - сказал я.
Это было просто наитием. Разумеется, я не мог знать, играли они или
нет.
- Что ж, и в картишки раз-другой перекинулись.
Я был поражен. Очевидно, случай или обстоятельства сделали Морриса
образцом аргентинца. Вот уж не думал, что он станет носителем местного
колорита.
- Можешь считать меня болваном, - продолжал Иренео, - но я часами
мечтал об этой женщине. Так с ума сходил, что в конце концов подумал, будто
забыл ее.
- Пытался вспомнить ее лицо и не мог? - спросил я.
- Как ты догадался?
Не дожидаясь ответа, он стал рассказывать дальше.
Дождливым утром его высадили из какого-то допотопного автомобиля. В