"Адольфо Касарес. Козни небесные" - читать интересную книгу автора

озябнуть, но только промочил ноги. Наконец появился "Брегет". Это был
обыкновенный моноплан, "ничего потустороннего, уверяю тебя". Моррис бегло
осмотрел самолет. Тут он взглянул мне прямо в глаза и шепотом добавил:
сиденье было узкое, очень неудобное. Как он помнил, стрелка топливомера
показывала, что баки заполнены, а на крыльях "Брегета" не было никаких
опознавательных знаков. Рассказал еще, что приветственно помахал рукой, и
почему-то движение это показалось ему неуместным. Самолет пробежал
каких-нибудь пятьсот метров, оторвался от земли и начал выполнять "новую
схему испытания".
Моррис считался самым выносливым испытателем Республики. Редкая
физическая выносливость, заверял он меня. Он хочет рассказать мне чистую
правду. Хотя это совершенно невероятно, но у него вдруг потемнело в глазах.
Тут Моррис воодушевился; он говорил не умолкая. Я же позабыл о тщательно
причесанном "дружке", сидевшем против меня, и только следил за рассказом:
едва он начал применять новые методы, как у него потемнело в глазах; он
услыхал собственные слова: "стыд какой, я теряю сознание"; погрузился в
какую-то огромную темную массу (возможно, в тучу), потом перед ним возникло
мимолетное радостное видение, словно видение лучезарного рая... Он едва
успел выровнять самолет перед самой посадкой.
Моррис пришел в себя. Все тело у него болело, он лежал на белой койке в
высокой комнате с белесыми голыми стенами. Жужжал шмель; на какое-то время
ему показалось, будто он отдыхает днем, в лагере. Потом узнал, что ранен;
что его задержали; что он находится в Военном госпитале. Все это его не
удивило, он не сразу вспомнил об аварии. А когда вспомнил, вот тут-то он
удивился по-настоящему; понять не мог, как это он потерял сознание. Однако
он потерял его не один-единственный раз... Об этом я расскажу потом.
Рядом с ним сидела женщина. Он посмотрел на нее. Это была сиделка.
Наставительно и придирчиво он заговорил о женщинах вообще. Это было
неприятно. Он сказал, что всегда существует тип женщины или даже
одна-единственная определенная женщина для того скота, что таится внутри
каждого мужчины; и добавил, правда не очень ясно, что встретить такую
женщину было бы несчастьем, потому что мужчина почувствует ее решающее
влияние на свою судьбу, станет обращаться с ней боязливо и неловко, обрекая
себя в будущем на тревоги и постоянное отчаяние. Он уверял, что для
"настоящего" мужчины между остальными женщинами нет особой разницы и они ему
не опасны. Я спросил, соответствовала ли сиделка его типу. Моррис ответил,
что нет, и объяснил: она женщина матерински мягкая, но довольно красивая.
Потом продолжил рассказ. Вошло несколько офицеров (он назвал их чины).
Солдат принес стол и стул; вышел и вернулся с пишущей машинкой. Потом уселся
перед машинкой и застучал на ней при общем молчании. Когда солдат
остановился, офицер спросил Морриса:
- Ваше имя?
Вопрос не удивил его. "Чистая формальность", - подумал он. Назвал свое
имя и почуял первый признак страшного заговора, который непонятным образом
опутывал его. Все офицеры расхохотались. Никогда он не предполагал, что его
имя может быть смешным. Он вспылил. Другой офицер заметил:
- Могли придумать что-нибудь более правдоподобное, - и приказал солдату
с машинкой: - Пишите, пишите.
- Национальность?
- Аргентинец, - заявил он твердо.