"Адольфо Касарес. Юных манит неизведанное" - читать интересную книгу автора

Отметил про себя: "Теперь я хоть знаю, что все правильно". Он не стал особо
тревожиться из-за странных происшествий этой ночи - не привык ломать себе
голову - и очень скоро погрузился в сон. Он столько раз просыпался и ходил в
уборную, что сбился со счету; знал только, что это было неоднократно и что
слабость и жажда нарастали. В последний из этих походов, точнее сказать - в
предпоследний, на обратном пути у него закружилась голова, и он упал на пол.
Когда ему удалось доползти до кровати и зажечь свет, он увидел словно во
сне, что стрелки часов показывают тридцать четыре минуты третьего. Подумал,
что часы могли в какой-то момент остановиться. На самом деле он был уверен,
что секундная стрелка не унималась в течение всей ночи. Вероятно, он заснул,
потому что снова появилась тетя Рехина и объяснила ему (он почти ничего не
запомнил) про камень, который сиял у нее на лбу: это была звезда. Тетя
улыбнулась и сказала:
- Теперь можешь вставать.
Во время сна он чувствовал себя как нельзя лучше, но только проснулся,
ощутил боль во всем теле, особенно в животе, невообразимую усталость, точно
был нездоров, и сильную жажду. Подняться с постели стоило ему невероятных
усилий. По пути в уборную его прошиб холодный пот, голова закружилась.
Опершись на раковину, он сполоснул лицо водой и жадно напился. Он был так
растерян и утомлен, что, как рассказывал позднее, "ничуть не удивился,
заметив на подбородке сильно выросшую щетину". Он смочил руки, шею и при
первой же попытке вымыть ноги не устоял, упал, ударился так сильно, что
только смог засмеяться. Наконец ему удалось одеться, и после половины
девятого он торопливо - поскольку начинал понимать, что в животе болит от
голода, - но с большими предосторожностями, чтобы не покатиться с лестницы,
спустился на улицу. Аптека была закрыта. Он усмехнулся: "Хорошо же они
открывают в восемь". Вспомнив наставления аптекарши, пошел направо. Почти
все магазины были закрыты. Он подумал: "Еще мама говорила, что горожанин
любит поспать". На углу повернул направо, купил газету (потом он вспомнит,
что, взяв ее в руки, подумал: "Здесь у них больше страниц") и спросил:
- Газетчик, я правильно иду в кафе?
Кафе он увидел раньше, чем тот успел показать, - они стояли у дверей.
Кое-как пройдя последние четыре или пять метров, он вошел, плюхнулся на
стул, облокотился на мраморный стол. Когда появился официант, заказал кофе с
молоком, булочки и пирожки. Кофе принесли до того горячий, что понадобилось
ждать (даже мате он любил еле теплый, иначе обжигался). Измученный
невероятной слабостью, Луисито съел булочки и пирожки, а кофе с молоком
пришлось выпить прихлебывая. С большей уверенностью в голосе он потребовал:
- Еще раз то же самое, пожалуйста.
Себе он сказал, что теперь, попав наконец в город, станет вести
шикарную жизнь и что будет ждать свой кофе как ни в чем не бывало,
просматривая газету, точно господин. Он обратил внимание на спортивную
страницу и позже восхищенно заметил: "Вот у кого шикарная жизнь, так это у
горожанина. Даже в будни есть скачки и футбол".
Принесли вторую порцию. Луисито подумал: "Надо бы растянуть и не
набрасываться с такой жадностью". С едой расправился быстро. Поскольку
заказывать третью порцию было бы, пожалуй, слишком неприлично, он вернулся к
чтению в надежде, что через какое-то время поймет, действительно ли еще
голоден. Закончив спортивную страницу, он перешел к полицейской хронике и
уже собирался отложить газету, когда несколько строк привлекли его внимание.