"Лев Кассиль. Чаша гладиатора (детск.)" - читать интересную книгу автора

деньжат, во всем отказывая себе ради бессмертия. Она еще при жизни купила себе
место в Стальено и заказала одному из лучших ваятелей свой памятник. Вот и
стоит она за свои собственные деньги среди самых знатных покойников Генуи.
И подивился еще раз Незабудный тщете славы человеческой в том мире, где
пришлось ему прожить лучшие годы своего века, потратив их тоже на
бессмысленную погоню за славой и деньгами.
Он равнодушно брел затем среди роскошеств бронзы, гранита и мрамора. И
только у одного надгробия постоял в раздумье. То был памятник ученому,
который, как видно, жил, целиком поглощенный своей наукой, и думал
отгородиться ею и от жизни и от смерти. Ваятель изобразил его уже поверженным
временем, одряхлевшим, сидящим бессильно на земле. Возле него была брошена
раскрытая книга с чертежами. Валялись инструменты, выпавшие из старческих рук.
А стена, которую он возводил всю жизнь, высилась за ним, так и оставшись
недостроенной. И уже обвалились, упали два-три камня. А сверху, через край
пролома, протянулась, готовая сграбастать старика, костлявая рука смерти.
Не скоро отошел от этого памятника Артем. Его одолевали невеселые думы о
собственной жизни, ушедшей так нелепо, об одиночестве, которое он ощущал все
болезненнее, о неодолимой стене, которой он сам отгородил себя от Родины.
Потом он побрел дальше. И среди могил Стальено вдруг увидел скромный, бережно
отгороженный уголок. Здесь рядами, как на солдатском кладбище, были
расположены небольшие надгробия. На мраморной доске, поставленной у прохода,
чернела вырезанная надпись: "Остановись, прохожий, и склони тут голову. Здесь
те, кто лег в землю, чтобы ты еще мог свободно ходить по ней".
Медленно шел Артем по узкой, посыпанной розовым песком аллее, по тесной
дорожке между скромными могилами. Шел и читал на небольших каменных досках
имена итальянские, французские, польские, И вдруг он словно сам окаменел у
наклонной плиты с вправленным в нее застекленным медальоном-фотографией.
Неза-будному показалось, что и ветер, струившийся по песку дорожек, тоже
замер. Не шевелились ветви тамарисков и пиний. Недвижны были лепестки
хризантем в вазонах надгробий.
Из медальона, врезанного в плиту, глянули в упор на Артема знакомые
большие темные, широко и слегка вкось расставленные глаза. И разом узнал Артем
и этот не принимающий никаких уверток взгляд, и тонко вырезанные крылья носа,
и решительную, плотную складку губ, и глубокую ложбинку немного выставленного
вперед подбородка. Он!..
"Неизвестный русский командир партизанской группы. Действовал под именем
Богритули,- прочел Незабуд-ный.- Геройски погиб 28 октября 1944 года в районе
Альфонсинэ".
Дальше шли врезанные в мрамор строгими, прямыми буквами строки эпитафии:

Спи, русский друг! Безымянную славу твою
Слава впитала земли, что тебя родила.
А кровью своей ты вспоил итальянскую землю.
Да будет тебе она пухом.

Сомнений не оставалось. Это был тот самый человек, которого отбил у
гитлеровцев и принес израненным к себе в каморку Артем Незабудный, И опять
что-то невыразимо знакомое как бы всплыло на мгновение в чертах человека,
запечатленного на фотографии. Так неуловимо ускользает вот-вот уже готовая
зазвучать в памяти мелодия где-то давно слышанной песни... Артем стоял и раз