"Иван Катаев. Под чистыми звездами (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

вот и взял, не глядя. И напоказ перед тобой с ней крутил, и через силу
старался во всем поперек тебе ставить, чтоб только на тебя осерчать,
расколоться с тобой напрочь. Умная ты, однако, сама должна была видеть, да
и понимаешь все, не поверю я... Таська!.. Да ежели бы по-серьезному, что ж
я, лучше бы не мог сыскать! Совсем ведь бессмысленная девка, ну,
нестоящая...
- Бессмысленная, а тебя вон как спутала.
- Как это спутала?
- А ты знаешь, у кого она ума набирается. Я сказала тебе, к кому она в
заречье бегает да кто ей родные.
Тимка засмеялся.
- Ну эта твоя история из газетки вычитана. dTo ты от святости своей,
как, значит, активистка... Да мне-то что! Хоть бы и бегала. У нас с тобой
об ней кончен разговор. У нас своих делов до утра не переговорить. И все
сообразить надо. Ты подь сюда ближе... Да чего ж ты!
Что-то резко рванулось, зашуршало и смолкло. Потом зазвучал Тимкин
тяжкий шепот:
- Так что ж тебе, Полинарья... богом-господом, чо ли, божиться?.. Да не
молишься ты, и я поотвык. Ты мне так поверь.
Сказал: без тебя - никуда. Так и будет. До зимы - скажешь, буду зимы
ждать. Еще набавишь, опять потерплю. Говорю тебе: теперь на все хватит у
меня силы. Веришь теперь, ну?..
Ну?.. - -повторил он властно.
Стихло. Потом зашептались едва слышно:
- Линушка, ты на каком ходишь-то?..
- А сам не сосчитаешь?
- Не сбиться бы...
Засмеялась тихонько.
- На четвертом, - шепнула она. - Скоро прознают уж.
- Теперь пускай все прознают.
Зашумело сено. Не дыша, осторожно, я приподнялся, чтобы встать и уйти.
И уж когда, крадучись, сделал я занемевшими ногами два-три шага по
скользкой, росистой, скошенной траве, раздался Аполлинарьин голос,
звучный, горестно-веселый:
- Ох, тяжко мне, Тимочка, с тобой будет, ох, чую, тяжко!
Горя не оберешься... Да что уж!
Скользя по траве и спотыкаясь, я спускался по крутому склону в темноте,
едва-едва потускневшей, шаги невольно ускорялись, ноги побежали сами, и,
разлетевшись, выставив вперед руки, я ткнулся ладонями в толстый, шершавый
ствол лиственницы. Обхватил его и замер на месте. Что там было, подо мной?
Обрыв ли, пологий ли скат?.. Смутно чернела внизу щетина нагорных
лесов, холодным духом сырости, древесной гнили, кислинкой березового листа
тянуло оттуда. Уже долинная тьма была чуть разбавлена белесыми полосами
катунских туманов.
Начинал светлеть безмерно далекий край неба, и там робкой,
воздушно-серебряной чертой наметились зубцы и купола Терехтинских белков.
Звезды в той стороне неба проредились, поблекли, но выше и над головой они
еще горели торжественно, лучисто. Я подумал, что люди, которые вышли в эту
минуту на воздух из аилов, крытых лиственничной корой, из войлочных юрт
Кош-Агачского плато, из пошатнувшихся избенок Уймона - все они видят