"Валентин Катаев. Под Сморгонью (Советский рассказ тридцатых годов) " - читать интересную книгу автора

стеклянное или, лучше сказать, фарфоровое.
"Валяй", - говорит. А я посмотрел вниз, на землю и отвечаю:
"Слушайте, извиняйте, но здесь я не могу. Вырежьте мне очко в другом
месте". - "Почему такое?" - "А вот смотрите". Архангел посмотрел вниз, а
внизу, аккурат под нами, как раз самая наша батарея и скамеечка, и на
скамеечке как раз вы сидите, Капитоп Иванович. "Видите?" - спрашиваю
архангела. "Ну, вижу, - говорит. - Так в чем дело?" - "Не могу я позволить
себе такое свинство над господином подпрапорщиком. Господин подпрапорщик
всегда меня любил, в наряды меня не в очередь не посылал и сказал, что на
той неделе меня непременно в отпуск отпустит, домой на побывку". А этот,
чи Гавриил, чи Михаил, махнул только рукой и говорит: "Ничего. Валяй. Не
стесняйся. Все равно не отпустит. Брешет".
И едва успел Лепко произнести последние слова своей длинной сказки, как
воздух страшно рвануло и четыре взрыва, как четыре черных земляных столба,
медленно выросли впереди батареи.
Спотыкаясь, падая и срывая на бегу с елок белье, бежали батарейцы к
своим блиндажам.
Вдалеке ударили четыре слабых орудийных выстрела, и почти в ту же
секунду налетели четыре новых восьмидюймовых снаряда и разорвались позади,
обдав батарею ливнем черной земли.
Следующие четыре снаряда разорвались на самой липейке.
Вверх полетели щепки, куски дерна, елки, ведра, рубахи. Но мы уже
сидели на нарах в блиндажах, с ужасом прислушиваясь к потрясающему свисту
неприятельских снарядос", бушевавших вверху. Стены шатались, ползли. Ручьи
сухой пыли бежали по стенам. Куски земли завалили маленькие окошечки. В
блиндажах стоял удушливый зеленоватый сумрак. Мы молчали, подавленные. Мы
боялись взглянуть друг на друга, боялись пошевельнуться. Нам казалось, что
малейшее движение может навлечь мгновенную смерть. Вместе с тем мы
понимали, что случилось. Случилась очень простая вещь.
Мы остерегались неприятельских самолетов, но совершенно забыли о
змейковых аэростатах. Одна такая "колбаса", выставленная неприятелем за
Сморгоныо и незаметная в огненной пыли заката, обнаружила нашу батарею,
увешанную бельем.
Я не знаю, какая сила в мире могла нас спасти!
Свыше сорока минут восьмидюймовая батарея противника ца совершенно
точном прицеле буквально уничтожала нас с методичностью сверхчеловеческой,
зверской.
Несколько сот десятипудовых снарядов превратили нашу батарею, наш
прелестный уголок с шашечными столиками, скамеечками, клумбами и
дорожками, в совершенно черное, волнистое, вспаханное поле.
В могильном сумраке блиндажа нам казалось, что прошло несколько суток.
И вот, когда мы уже думали, что этому аду никогда не будет конца, вдруг
наступила полная, глубокая, блаженная, ангельская тишина. Мы подождали
пять минут, десять минут и, наконец, осторожно, один за другим, стали
выбираться из земли наверх.
Резкая оранжевая полоса зари плыла в глазах.
Мы были почти совсем глухие. Мир вокруг нас плыл в нестерпимой тишине.
Но вот звуки стали возвращаться. С густым жужжанием пролетел майский жук.
Свежий ветерок, уносил вонь жженого гребня, выползавшую, из горячих
воронок, покрывавших все пространство батареи.