"Валентин Петрович Катаев. Растратчики (Повесть)" - читать интересную книгу автора

губля, я в доску пгоиггался.
Молодой человек только ручкой отмахнулся.
- Какие там три рубля, когда дело пахнет тысячами.
- Видал? - шепнул Филипп Степанович, щупая Ванечку за бок. - Ну, что ты
теперь можешь сказать, кассир?
И хотя кассир решительно ничего не мог сказать, потому что был пьян
совершенно, и только невразумительно ухмылялся, Филипп Степанович прибавил:
- А еще в поезде говорил: "Покроем... покроем", а чем тут крыть, когда
нечем крыть?
При этом случае бухгалтер почел своим долгом помянуть старика
Саббакина, у которого зять служил в московских гренадерах, но ничего не
успел сказать, так как сию же минуту они очутились на пороге новой залы -
голубой гостиной.
Тот же лакей, только что возвестивший прибытие гостей, посторонился и
пропустил их в дверь.
- Леди и джентльмены! - закричал молодой человек не своим голосом,
делая правой рукой по воздуху росчерк. - Внимание! Разрешите представить вам
моих новых друзей, которые приехали из Москвы в Санкт-Петербург со
специальной целью повращаться в высшем свете. Прикажете принять?
Из-за бархатной спины молодого человека сослуживцы заглянули в залу, и
в глазах у них окончательно помутилось. Перед ними был высший свет. Вдоль
стен, и впрямь обтянутых штофной материей голубого цвета, на шелковых
голубых диванчиках и стульях с золотыми ножками сидели в весьма изящных
позах дамы и мужчины самой великосветской наружности - генералы в эполетах и
разноцветных лентах, сановники в мундирах, окованных литым шитьем,
престарелые графини с орлиными носами и йодистыми глазами в черных кружевных
наколках, правоведы, адмиралы, кавалергарды, необычайной красоты девушки в
бальных платьях... Иные из них курили, иные беседовали между собой, иные
обмахивались страусовыми веерами, иные, накинув ногу на ногу и прищурясь,
сидели с неподвижной небрежностью, подпирая напомаженную голову рукой в
белой перчатке. На столиках были бутылки, пепельницы и цветы. И посреди
всего этого великолепия, подернутого жирной позолотой очень яркого
электрического освещения, по непомерному голубому ковру обюссон задумчиво
расхаживал, обнявши за талию лысого старичка во фраке, покойный император
Николай Второй.
- Пр-рикажете принять? - еще раз закричал молодой человек, насладившись
впечатлением, произведенным на сослуживцев, и пронзительно захохотал. Вслед
за тем он вытолкнул Филиппа Степановича и Ванечку вперед.
- Просим, просим! - закричали великосветские люди и захлопали в ладоши.
Император же Николай Второй оставил лысого старичка и, не торопясь,
подошел к Филиппу Степановичу. Остановившись от него невдалеке, он отставил
вбок ногу, мешковато осунулся, слегка обдернул гимнастерку штиглицовского
материала цвета хаки-шанжан, лучисто улыбаясь, потрогал двумя пальцами,
сложенными словно бы для присяги, рыжий ус и затем слабеньким голоском
произнес, несколько заикаясь, по-кавалерийски:
- Здравствуйте, господа. Очень рад вас видеть.
- Клянусь честью! - воскликнул при этом старичок во фраке и со слезами
на глазах забегал по зале, ломая ручки. - Клянусь честью, господа! Это
что-то феноменальное! Он! Он! Вылитый он! Именно так - здравствуйте,
господа! Очень рад вас видеть - тютелька в тютельку. Не верю своим глазам,