"Нина Катерли. Коллекция доктора Эмиля (Авт.сб. "Окно")" - читать интересную книгу автора

пойти!) Антонина Николаевна, старуха соседка, будет материть себя вслух за
то, что знал ведь, подонок, про эту дыру, знал, да поленился зашить,
думал, ничего, обойдется, дырка - маленькая, ключ - большой. Сиди теперь
тут, наживай воспаление легких, нет у тебя в городе таких друзей, к
которым ты мог бы явиться просто так, без звонка, мокрый, голодный, и
знать, что тебе будут рады.
Полтора часа кончились, соседка пришла, и вот - наконец-то! - этот
диван, и пружина в живот, и мышеобразные сгустки пыли, и ржавое пятно на
потолке прямо над головой, про которое он помнит и теперь, лежа лицом
вниз. Помнит и знает: не сегодня, так завтра отвалится здоровенный кусок
штукатурки и разнесет ему череп. Так тебе и надо, Лаптев, потому что и
тут, как с дырой в кармане. Надо было давно сделать ремонт, да руки не
дошли. "Надо было..."
И почему же, почему именно у него всегда "надо было"? А если брался, то
кончалось это как-нибудь по-идиотски: то решит отремонтировать любимые
удобные заграничные туфли, а приемщица в мастерской специально для него
приготовленным злорадным тоном сообщит: "Такую обувь в ремонт не берем, вы
что? Это, извините, только выкрасить и выбросить".
А то фирма "Невские зори"... Ладно, к чему эти перечисления? Неудачник.
Да! Неудачник! Патентованный, хрестоматийный, вульгарный. Куда ни кинь -
везде клин. Можно подумать, это первый сегодня такой день. Ха-ха-ха. Как
поживаешь, Ефим Лаптев? Средне. Что? Да, средне: сегодня хуже, чем вчера,
но лучше, чем завтра. Ну почему, объясните кто-нибудь, крысится на него
Антонина Николаевна? Когда-нибудь не так поздоровался? Не тем тоном к
телефону позвал? Не помнит он, хоть расстреляй. Он не помнит, она -
помнит, ходит, поджав губы, и нарочно громко поет в коридоре. А еще
литературу в школе преподавала, интеллигентный человек. Тьфу!
...И не согреться ведь, хоть и надел сухие носки.
Лампочка под потолком жалобно мигнула и погасла. И тут же в коридоре
зазвонил телефон. Он вопил долго и крикливо, Антонина Николаевна, само
собой разумеется, не шла, и, чертыхнувшись, Лаптев в одних носках вышел из
комнаты. Конечно, он ударился об дверь, естественно, толкнул столик в
прихожей, и со столика, ясное дело, упала пепельница. Пепельница
разбилась, а телефон между тем затих. Но стоило Лаптеву двинуться вдоль
стены в обратный путь, как телефон залаял снова.
- Это доктор? - крикнул тоненький женский голос. - Алло! Мне доктора!
- Вы. Не туда. Попали! - отчеканил Лаптев, но дама на том конце провода
не обескуражилась.
- Это два четырнадцать семьдесят пять восемнадцать? - допрашивала она.
- Это два семнадцать семьдесят пять девятнадцать! - рявкнул Лаптев,
бросая трубку.
Однако дойти до своей двери он не успел. Телефон опять так разорался,
как будто "междугородная" вызывала "скорую помощь".
- Доктор, миленький! - закричали в трубке, не успел Лаптев даже сказать
"да". - Доктор, дорогой мой человек, что делается! - Женщина не слушала
Лаптева, рта ему раскрыть не давала, задыхалась, за что-то благодарила,
все время приговаривая: - Вы волшебник, доктор, вы кудесник, вы просто маг
и колдун!
- Да не доктор я! Не доктор! - прорвался наконец Лаптев. - Это - два
семнадцать семь пять девятнадцать! Набирайте как следует. Вы меня сводите