"Вера Кауи. Порок и добродетель (Звонок из преисподней) " - читать интересную книгу автора

постоянно восхвалялись в прессе. И для дела это было очень полезно.
Когда ее предупреждали, что не только из-за своего пола, но и из-за
беременности ей не следует забираться в джунгли, проводить часы в
неотапливаемой "дакоте" или мотаться в тесной каюте на борту эсминца, она не
обращала на это ни малейшего внимания. Для нее это было посланной с неба
возможностью проявиться - что, тем не менее, безумно раздражало всю семью.
Они боялись развернуть утренние газеты, страшась вновь увидеть ее имя в
заголовках. И когда у нее снова случился выкидыш, они пожевали губами и
заявили: "Мы так и знали". Но не прямо ей в лицо. Эстер почувствовала
облегчение. Ребенок снова был девочкой. Ей не пришлось еще четыре месяца
мучиться, чтобы произвести на свет не нужного ей ребенка.
Она была в своей стихии - организовывала, наводила порядок, паровым
катком проходя по всему, что ей мешало. Она стала столь известной, что,
когда президент Рузвельт пригласил ее на ужин в Белый дом, сообщение об этом
появилось во всех газетах на первой полосе. Позднее президент заявил; что
она - "выдающаяся женщина и неплохо, если бы таких было побольше".
Брэдфорды, единодушно ненавидящие президента, шептались между собой, что
таких как раз на одну больше, чем требуется. На этот раз Эстер зашла слишком
далеко. Ужинала с этим человеком! Когда весной 1944 года Уинтроп сказал ей,
что его переводят в Европу, без сомнения, для того чтобы принять участие во
вторжении, практичная Эстер сразу сообразила, что он вполне может не
вернуться. Таким образом, необходимо было немедленно зачать сына. Посему она
приняла ванну, надушилась, приказала, чтобы ее не беспокоили, даже если
позвонят из Белого дома, и принялась за дело.
Уинтроп никогда ничего подобного не испытывал. Он был потрясен пылом
своей жены. Он кончал так часто и с такой силой, что ему казалось, что его
раздирает на части, что взрыв его оргазма слышен в Бруклине, хотя ему было
глубоко плевать, кто слышит его вопли и стоны. Он кончал так глубоко, что
Эстер была уверена, что обязательно забеременеет. Время как раз оказалось
удачным - самая середина ее цикла. Она получит сына в эту ночь, решила она,
чего бы ей это ни стоило.
На следующее утро еле державшийся на ногах Уинтроп с трудом успел на
самолет. Измочаленный и выжатый как лимон, он не знал, что его сын, которого
ему не суждено увидеть, уже цепляется за стенки матки его жены. Через два с
половиной месяца после того, как он прилетел в Англию, он вместе с другими
посетителями кабачка, где он потихоньку выпивал, погиб, разорванный на куски
фашистским снарядом. То, что посчитали его останками, переслали в Бостон,
где Уинтроп и был с почестями похоронен рядом со своими предками. Эстер,
вставшая по этому поводу с постели, трезво рассудила, что он выполнил свой
долг, оставив ей сына. Потому что это должен быть обязательно мальчик. Мысль
о дочери даже не приходила ей в голову. И на этот раз она принимала все меры
предосторожности: устроилась в постели рядом с многочисленными телефонами,
так как от них она всё равно не могла избавиться. То был ее последний шанс.
На этот раз она родит сына. Что она и сделала. И точно в день рождения
своего отца.
Стоило ей его увидеть, она влюбилась во второй раз в жизни. Ее сын был
типичным Конингхэм-Брэдфордом: никаких длинных лиц и носов. У него было лицо
ее отца. И глаза. И волосы. Посему она дала ему имя отца - Джонатан Уинтроп
Брэдфорд V, или Брэд, как звали его в семье. Его мать свято верила, что
мальчик является реинкарнацией своего дедушки по материнской линии. Это