"Ясунари Кавабата. Мэйдзин" - читать интересную книгу автора

следить за своей внешностью, все еще оставалось что-то пасторальное от ее
детства в затерянной среди гор деревушке. В этой женщине сразу угадывался
живой ум. А малыш, которого она держала на руках, был необыкновенным - таких
замечательных детей мне еще не доводилось видеть. В этом восьмимесячном
мальчике было величавое своеобразное достоинство и казалось, что в нем
проявляется бойцовский дух отца. Малыш этот был светлокожим, и от него веяло
свежестью.
И даже спустя двенадцать лет после описываемых событий, жена Отакэ при
встрече со мной как-то сказала: "Вот это и есть тот самый мальчик, о котором
так хорошо написал сэнсэй". Она повернулась к подростку и увещевающим тоном
сказала: "Когда ты был совсем маленьким, господин Ураками похвалил тебя и
написал о тебе в газете".
Отакэ сдался. Он не мог упорствовать, когда его жена с ребенком на
руках уговаривала его и проливала слезы. Седьмой дан очень любил свою семью.
Дав свое согласие продолжать игру, Отакэ не спал всю ночь. Он страдал.
В пять или шесть часов утра, на рассвете, тяжело ступая, он ходил взад и
вперед по гостиничному коридору. Нарядившись в такой ранний час в кимоно с
гербами, Отакэ Седьмой дан лег на диван в большом зале, куда попадает всякий
вошедший с парадного входа: он безуспешно пытался уснуть.


26

Утром десятого числа состояние Мэйдзина не ухудшилось, и врач разрешил
ему играть. Однако щеки у Мэйдзина ввалились, и его слабость бросалась в
глаза. Когда у него спросили, где будет сегодняшняя игра, в главном корпусе
или во флигеле, он ответил: "Знаете, я уже не могу ходить, так что...". Но
еще раньше Отакэ Седьмой дан уже жаловался, что в главном корпусе не дает
сосредоточиться шум водопада, и Мэйдзин поэтому, в конце концов, сказал, что
играть они будут там, где захочет Седьмой дан. К счастью водопад оказался
искусственным, поэтому решили отключить его и играть в главном корпусе.
Однако, когда я услышал слова Мэйдзина, меня охватило смешанное чувство
грусти и раздражения.
С головой погрузившись в партию, Мэйдзин словно покидал этот мир, все
передоверив организаторам, но эгоизма в этом не было ни капли. И когда
возникали осложнения из-за его болезни, Мэйдзин оставался равнодушным, будто
все это его не касалось.
Десятого августа, впервые за всю партию, установилась по-настоящему
летняя погода. Накануне светила яркая луна, а утром - яркое солнце. Тени
стали резкими, облака сияли. Шелковица распустила свои листья. На черной
накидке - хаори Седьмого дана пояс выглядел ослепительно белым.
- Все же хорошо, что погода, наконец, установилась, - сказала супруга
Мэйдзина. Она заметно похудела. И жена Отакэ от недосыпания тоже была очень
бледна. Их уставшие лица осунулись, и лишь глаза светились беспокойством. И
та, и другая не находили себе места в тревоге за мужа. И каждая из них была
поглощена лишь своими заботами.
Летний свет, врывавшийся в комнату, был просто ослепительным, и от
этого казалось, что Мэйдзин, который сидел спиной к улице, превратился в
какой-то темный и зловещий силуэт. Никто из присутствовавших не поднимал
головы и не смотрел на Мэйдзина. Даже Отакэ Седьмой дан, который обычно