"Вениамин Каверин. Суховей (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

пузырями.
Должно быть, я так и не разглядел бы эту чашку, если бы дед не
взбунтовался:
- АН крышка, - сказал он вдруг и вырвался. Он ударил ногой седьмого,
который брил, и шестого, который оттягивал щеку, перемахнул через табурет,
на котором восьмой разводил мыло, и чашка покатилась к моим ногам.
Я поднял ее: тучный скиф в длинных штанах, в остроконечной шляпе, края
которой свисали до плеч, был изображен на ее темной глазури. У него были
полузакрытые глаза и разрезанный морщинами рот. Одной рукой он держал
чашу, другою опускал в нее меч.
Деда давно уже поймали, посадили и, взяв за горло, добривали остаток
бороды, а я все еще разглядывал важного кочевника на забрызганной мылом
глазури.
- Откуда ты ее взял?- - спросил я у рулевого, который с кисточкой в
руке стоял передо мной, дожидаясь, когда я верну ему чашку.
- А нашел, - пробормотал он и поставил чашку на табурет, - когда
курганы пахали.
И он снова принялся разводить мыло в чашке, из которой когда-то пили
скифы, заключавшие союз побратимства.
Дед был выбрит наконец и оказался разбойником. У него был тяжелый
подбородок, большая челюсть.
Он сидел, расставив ноги, закинув голову, помолодевший и страшный.
Я догнал рулевого и попросил позволения еще раз взглянуть на чашку:
полузакрытыми глазами смотрел на меня тучный скиф, свисали до плеч края
его шляпы.
- Продай, - предложил я рулевому.
Мы сошлись на паре подтяжек и трех бутылках ситро - все это я купил для
него в участковой лавке.
Подтяжки он сейчас же надел на себя, ситро мы распили вместе. Потом я
привязал к поясу скифскую чашку и отправился в обратный путь.
Знакомый автомобиль дорожной бригады догнал меня, когда, задыхаясь от
пыли, осатапев от ветра, я зашел в хлеба и бросился прямо на землю.
Бой-Страх сидел в машине согнувшись, пряча голову в плечи. Я посмотрел
на него и испугался. Он сидел старый, с большилгртом, с белыми челюстями и
вежливый - это было особенно страшно.
Я уселся подле него и ничего не сказал. Пятый день был на исходе, низко
стояло солнце, наступал уже тот, знакомый каждому жителю степей, час,
когда жара начинает отступать, и предчувствие вечера возникает не здесь,
рядом с вами, а гдето далеко в степи.
Пятый день клонился к закату. А на шестой...
- Бой-Страх, - сказал я, и горячий ветер вошел мне в рот, мы ехали
против ветра, - не огорчайтесь! Ведь вы же сами сказали, что все это
детский спектакль в сравнении с тем, что здесь творилось весной двадцать
девятого года.
Бой-Страх встал, я невольно откинулся назад, и его раздутые ноздри
встали надо мной, круглые и темные, как ноздри монумента.
Он заорал что-то о бездельниках, путающихся под ногами, и вдруг закрыл
рот, сел и прислушался.
Прислушался и я. И ничего не услышал. Мне померещилось, впрочем, что
ветер не так сильно, как раньше, свистит в ушах, что он как будто стал