"Гай Гэвриел Кей. Дорога в Сарантий ("Сарантийская мозаика" #1)" - читать интересную книгу автора

Но здесь, в Сарантии, вопросы веры обсуждались повсюду, в портовых
кабаках, в публичных домах, в тавернах, на ипподроме, в театрах. Нельзя было
купить фибулу, чтобы заколоть плащ, не выслушав мнение продавца о Геладикосе
или о литургии во время молитв на заре.
Слишком много было в Империи, а особенно в самом Городе, людей, которые
поклонялись богу по-своему, поэтому патриархи и клирики не могли начать
преследовать их, но признаки углубляющегося раскола наблюдались повсюду, и
во всем ощущалось некое беспокойство.
В Сорийе, лежащей к югу, между пустыней и морем, где раньше жили
джадиты у границы с бассанидами, в землях киндатов и молчаливых, сумрачных
кочевых племен Аммуза, и дальше в пустынях, где различные племена
исповедовали различную веру в Джада, часто необъяснимую, гробницы Геладикоса
были таким же обычным явлением, как святилища или часовни самого бога.
Мужество сына, готовность к самопожертвованию превозносились клириками и
вождями пустыни на пограничных землях как добродетели. А Родиас на далеком
западе был давно уже разграблен, поэтому какое духовное руководство может
предложить теперь его верховный патриарх?
Скортий из Сорийи, самый молодой из возничих, какие только выступали за
сарантийских Зеленых, хотел лишь заниматься своим делом и не думать ни о
чем, кроме скорости и жеребцов. Он молился Геладикосу в его золотой
колеснице в глубине души, поскольку был сдержанным, малообщительным юношей,
наполовину сыном пустыни. Еще в детстве он решил для себя, что возничий не
может не почитать Возничего. Действительно, втайне считал он, хотя и не
слишком разбирался в подобных вопросах, те его соперники, которые следовали
указаниям патриархов и отказывались от сына божьего, лишали себя возможной
помощи могучего покровителя, когда выезжали из-под арок на опасный,
проверяющий их на прочность песок ипподрома на глазах у восьмидесяти тысяч
вопящих граждан.
Это их проблема, а не его.
Ему девятнадцать лет, он правит первой колесницей Зеленых на самом
большом в мире ипподроме, и ему представился случай стать первым после
Ормеза из Эспераньи, который одержит сто побед еще до достижения
Двадцатилетнего возраста в конце лета.
Но император умер. Гонок не будет ни сегодня, ни еще бог знает сколько
дней, пока не завершатся траурные обряды. Сегодня утром на ипподроме
собралось двадцать тысяч зрителей, или даже больше. Они заполнили беговые
дорожки, тревожно перешептываясь между собой, или слушали священников в
желтых одеяниях, а не следили за процессией выехавших колесниц. Он потерял
полдня гонок на прошлой неделе из-за поврежденного плеча, а теперь пропал
еще один день и следующая неделя? И неделя после?
Скортий понимал, что ему не следует так много думать о своих делах в
такое время. Священники - и геладикийцы и ортодоксы - все осудили бы его за
это. По некоторым вопросам среди клириков царит единодушие.
Он видел мужчин, плачущих на трибунах и на дорожках. Другие слишком
бурно жестикулировали и слишком громко разговаривали, в их глазах стоял
страх. Скортий уже видел такой страх на лицах возничих во время гонок. Он не
знал, ощущал ли сам когда-нибудь подобный страх, разве что когда армия
бассанидов пришла через пески к их городу, и он, стоя на городской стене,
поднял взгляд и увидел лицо отца. В тот раз они сдались, потеряли город,
свои дома, а через четыре года по договору снова вернули их назад, после