"Эммануил Казакевич. Двое в степи [H]" - читать интересную книгу автора

почувствовав невольное уважение к своему конвоиру, сказал:
- Вы бы поспали, я не убегу... Обещаю вам.
Но Джурабаев продолжал сидеть неподвижно, словно не слышал сказанного.
К исходу вторых суток они начали обгонять мелкие группы отступающей
пехоты и пристроились к хвосту одной из этих групп. Она приглянулась
Джурабаеву потому, что шедший впереди лейтенант в немецкой плащ-накидке имел
карту и вел себя спокойно и деловито.
Группа понемногу росла за счет присоединяющихся к ней одиночек и пар, и
Джурабаeв с Огарковым потерялись среди множества, не обращая на себя ничьего
внимания. Они шли, не разлучаясь ни на минуту, рядом дремали на привалах,
ели из одного котелка перепадавшую им пищу и молчали, не отличаясь этим,
впрочем, от всех остальных.
Впереди группы уверенной походкой, чуть вразвалку, шел лейтенант в
немецкой плащ-накидке. Несмотря на жару, он не расставался с этой накидкой.
Видимо, он придавал ей какое-то особое значение - она была снята с убитого
немца и символизировала смертность и обреченность всех врагов вообще,
несмотря на их нынешний успех. И лягушечьего цвета плащ-накидка развевалась
впереди как флаг, как знамя будущей расплаты.
Шли проселочными и полевыми дорогами, избегая большаков, потому что
немцы наступали где- то совсем рядом: был слышен гул их танков и хрипение
автомашин.
Лейтенант разбил людей на отделения, выслал дозоры вперед и на фланги.
Парные дозоры шли по бокам колонны, на отдалении в двести-триста метров, то
мелькая в пшенице и высокой траве, то исчезая за пригорками.
Однажды в парный дозор был выделен Огарков. Джурабаев не счел нужным
давать многословные объяснения, а просто пошел вслед, и дозор двигался
втроем, пока eго не сменили. Люди привыкли видеть Джурабаева с Огарковым
всегда рядом и иногда пошучивали по поводу такой неясной дружбы, что
вымывало краску стыда на розовом лице Огаркова.
Джурабаев не спал. Он только дремал, очень чутко, ежеминутно
приоткрывая узкие щелки глаз. Но это не могло продолжаться вечно. Однажды
ночью он, забывшись, уснул. Огаркова разбудил его мощный храп. Стояла лунная
ночь. В глубокой, поросшей орешником балке все спали, укрывшись шинелями.
Только тихие голоса часовых раздавались неподалеку.
Огарков приподнялся, встал и посмотрел на освещенное лукой лицо
Джурабаева.
Нет, Огарков не испытывал неприязни к Джурабаеву. Он даже был
благодарен часовому за то, что тот не выдавал его тайну, не позорил его
перед людьми. Но в этот момент, глядя на неподвижное лицо спящего, Огарков
ощутил страстное желание избавиться от вечного соглядатая, не видеть его
больше. Невдалеке раздались человеческие шаги, послышался тихий разговор. То
подошла еще одна группа отступающих бойцов во главе с очень взволнованным и
сильно охрипшим капитаном. Капитан поговорил с лейтенантом в немецкой
плащ-накидке об общей обстановке. Огарков слышал их голоса. Капитан
рассказал, что немецкая танковая колонна стоит поблизости, в двенадцати
километрах, ожидая горючего.
- Разгромить ее, что ли? - спросил лейтенант, желая, кроме всего
прочего, похвастаться перед капитаном боеспособностью своей группы и
собственной решительностью.
Капитан не советовал. Танков было тринадцать штук, и при них человек