"Эммануил Казакевич. Двое в степи [H]" - читать интересную книгу автора

- Да, я скажу.
На юге и западе небо алело дальними пожарами.
- Обстановочка...- сказал Синяев и свистнул. Второй, до сих пор
молчавший, офицер сплюнул и злобно сказал:
- Когда уж мы им дадим по шее?
-- Это Москва знает,- сказал Синяев.
Огарков спросил, кто этот генерал, которого он видел в оперативном
отделе.
- Начальник штаба армии,- ответил Синяев,- генерал-майор Москалев.
Дельный мужчина.
"Мужчина?" - подумал Огарков, удивляясь развязности синяевского тона и
в то же время восхищаясь такой свободой.
- И полковник Воскресенский человечек не плохой,- продолжал Синяев,-
только поговорить любит. Если напустится на кого, так точно играет пьесу,
Шекспира какого-нибудь. Когда немцы прорвали оборону, он, говорят, плакал.
Старик, конечно, ему уже лет сорок с гаком. А в общем, парень он хороший. У
нас все тут хорошие люди, гонять понапрасну не любят, всегда выручат.
Командарм - тот строгий, на днях был ранен в руку, так и ходит с завязанной
рукой. Ему хуже, чем нам всем,- он за всех отвечает. С ним жена, тоже боевая
женщина, она следователем работает, в армейской прокуратуре.
Болтовня Синяева, несложные армейские сплетни отвлекли Огаркова от
тревожных мыслей. Он слушал эти истории, как любопытный провинциал -
столичные новости.
Но лошади снова перешли на рысь. Синяев и другой офицер все время
обгоняли Огаркова, и он скакал рядом с ординарцами. Вскоре пошел дождь,
ветер бил по лицу дождевыми струями. Один из ординарцев сказал:
- Это ладно, что дождь. Кабы и днем был дождь! Хоть "юнкерсы"
утихомирятся.
Но дождь скоро прошел, и на небе снова замерцали звезды,- звезды без
конца и края.
На перекрестке отстал и исчез во мгле офицер с ординарцем. И Огарков
вспомнил, что вскоре он и с Синяевым расстанется. Хорошо бы поехать с
Синяевым в его дивизию, чтобы потом с Синяевым же заехать в свою. Так он
всегда делывал в детстве с братом Борисом, когда их посылали по двум разным
поручениям.
Зарева пожаров заметно приблизились. По дороге брели подводы, шли
машины с погашенными фарами. У обочин, а иногда и на самой дороге зияли
воронки. На душе становилось все тревожней. Где-то правее, не очень далеко,
гремели выстрелы орудий.
Хутор Павловский лежал в буераке, у извилистой речушки, вьющейся среди
кустарника и камыша. Здесь Синяев придержал коня, сказал: "Ну, всего",- и
ускакал налево. Огаркову стало обидно, что Синяев так кратко с ним
простился. Цокот копыт синяевской лошади вскоре потерялся вдали, и точно не
в силах терпеть такую полную тишину, где-то уж совсем близко послышались
раскатистые взрывы и вслед за ними треск пулеметов.
Постояв с минуту, Огарков тронул повод и двинулся вниз, к мосткам через
речушку. Кругом лежали убитые лошади. На западном берегу сидели раненые
солдаты, видимо присевшие отдохнуть. Огарков спросил, не из его ли они
дивизии, но они оказались совсем из другой - и даже не дивизии, а бригады.
Огарков поехал дальше, всюду натыкаясь на группы идущих к востоку