"Эммануил Генрихович Казакевич. Весна на Одере (про войну)" - читать интересную книгу автора

запрещал, это было опасно; и за то, что он научил ее правильно наматывать
портянки и смотрел на нее сочувственно, иногда бросая ободряющие слова:
- А вы молодец! Из вас солдат будет.
Деятельный, неутомимый, хорошо разбирающийся в людях, он не только
для Тани - для каждого находил слово поощрения. Благодаря его
настойчивости и хладнокровию все стали чувствовать себя уверенней и
спокойней.
Перед рассветом он с двумя бойцами обычно отправлялся в разведку.
Однажды он вернулся мрачный и рассеянный. В соседней деревне, сообщил он,
находятся пленные русские бойцы, в большинстве легко раненные. Тяжело
раненных, как ему удалось выяснить, немцы по дороге расстреляли.
- Пленных охраняют, - сказал он, помолчав, - но охраны всего человек
пятнадцать. Караулы не выставлены.
Вопросительно взглянув на окруживших его людей, он продолжал:
- А связь у них - одна ниточка... Перерезать - и всё.
Воцарилось молчание. Вдруг вперед вышел человек в крестьянском тулупе
со смушковым воротником. До сих пор этот человек шел все время молча,
глядя себе под ноги и ни во что не вмешиваясь.
- Нечего ввязываться в безрассудное дело, - сказал он медленно и
веско. - Для нас это непосильная задача. Вы говорите - их пятнадцать, а
нас - человек пятьдесят. Допустим. Но то - регулярные войска... Немцы!
Лейтенант нахмурился и сказал:
- Здесь не профсоюзное собрание, а воинская часть, хотя бы и сборная.
Человек в тулупе процедил сквозь зубы:
- Не учите меня воинским порядкам. Я понимаю в них больше, чем вы.
- Тем лучше, - кротко возразил Лубенцов. - Я командир, и мои приказы
должны выполняться.
- Кто вас назначил? - вскипел человек в тулупе. - А вы знаете, кто я
такой? Я капитан.
Лубенцов вдруг рассмеялся.
- Да какой же вы капитан? - сказал он. - Тулуп вы, а не капитан!
Человек в тулупе спросил упавшим голосом, но все еще бодрясь:
- Не вы ли меня разжаловали?
- Зачем? - ответил Лубенцов и, уже отвернувшись к остальным, добавил:
- Вы сами себя разжаловали.
Пленных освободили с легкостью, неожиданной даже для Лубенцова.
Захваченная врасплох охрана не оказала никакого сопротивления. Немцы
чувствовали себя слишком уверенно. Оружие было аккуратно составлено в
козлы в сенях сельсовета, и Лубенцов роздал трофейные винтовки
освобожденным раненым бойцам.
Таня перевязала раненых индивидуальными пакетами и - так как пакетов
было мало - собранными у всех носовыми платками, - последнее, что осталось
от мирной жизни!
Группа двинулась в путь ускоренным маршем, так как Лубенцов боялся
преследования. Шли бодро, словно поход только что начался. Оживленно
перешептывались. Никому не хотелось спать, ноги не болели даже у самых
отъявленных нытиков. Все преувеличивали свою победу и были в восторге от
лейтенанта. Для многих именно эта ночь явилась подлинным началом их боевой
жизни.
Следующей ночью Таня впервые увидела немцев.