"Эммануил Генрихович Казакевич. При свете дня (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

не мог, уж извините, долго после ранения лечился...
Ольга Петровна замерла над ребенком, потом выпрямилась, обернулась и
медленно пошла к Слепцову. Он тоже сделал шаг ей навстречу. В глазах у нее
был испуг - вероятно, оттого, что солдат говорил о ее муже, как о живом,
как о где-то существующем. Потом она вдруг непривычно для себя
засуетилась, заволновалась.
- Садитесь, садитесь, - сказала она. - Да, да... Превосходно... Я
сейчас... Минуточку.
Она вышла будто бы по хозяйству, а на самом деле для того, чтобы
постоять в одиночестве, отдышаться, прийти в себя. В то же время она,
несмотря на свое внезапное волнение, продолжала механически делать свои
обыденные дела и находила в этом некое успокоение. Она сняла через голову
и повесила в шкаф на плечики свое платье и вместо него надела, сняв с
соседних плечиков, пестрый халат с короткими рукавами. Затем она пошла в
кухню, зажгла керосинку и поставила на нее эмалированный чайник. Сменила
заварку в фаянсовом чайнике. Сложила в миску грязные стаканы для мытья.
Понемногу она успокоилась. Когда в коридоре позвонил телефон, она
пошла к нему уже своей обычной, быстрой, будто летящей походкой, несколько
преувеличенно самоуверенной, и в трубку говорила уже с полным
самообладанием, с обыкновенными своими чуть насмешливыми в конце фразы
интонациями, придающими ее разговору своеобразную прелесть.
- Да, да. Кормлю ребенка, - сказала она. - Нельзя ли наш разговор
отложить на завтра? У меня тут гости. Значит, сегодня меня в институте не
ждите, хорошо? До завтра.
Положив трубку, она постояла с минуту неподвижно и с досадой
отметила, что ей трудно вернуться обратно в столовую, к однорукому
солдату. Она упрямо мотнула подбородком и пошла в столовую.
- Садитесь, - сказала она с оттенком приказания в голосе, застав
Слепцова на прежнем месте посреди комнаты. Ее взгляд упал на мясо и рыбу,
по-прежнему лежавшие на краешке стола, и она, улыбнувшись без нужды, а
только так, для того чтобы имитировать непринужденный разговор,
добавила: - Вижу, вы тут уже успели позавтракать.
- Да, мы тут вместе с Юрой, - пробормотал Слепцов сконфуженно, и в
его глазах пробежало выражение жалости, почему-то кольнувшее Ольгу
Петровну, как упрек.
Она сказала деловито:
- Значит, вы говорите, что Виталий Николаевич...
Лицо Слепцова сразу стало просветленным и торжественным.
- Да, - сказал он. - Он скончался на моих руках и просил... поручил
мне... я ему дал слово. И вот я прибыл.
Ольга Петровна быстро закивала головой. Она с ужасом чувствовала, как
ею опять овладевает непривычная для нее суетливость и разорванность
сознания. Она с беспокойством покосилась на девочку. Та лежала молча,
глядя в потолок с сосредоточенным, задумчивым видом. От девочки Ольга
Петровна быстро перевела взгляд на солдата - солдат был точно так же
сосредоточен и задумчив. Ольга Петровна села на тот стул, на котором утром
сидел Юра, - между девочкой и солдатом, - положила на стол крест-накрест
свои белые полные руки с золотистыми волосиками и сказала:
- Я вас слушаю.
Слепцов медленно заговорил: