"Эммануил Генрихович Казакевич. При свете дня (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

самой высотке узнал я, что мы ее взяли и что товарищ Нечаев был ранен в
плечо и руку. Мне рассказывали, что все поздравляли его со званием Героя,
а он смеялся, отмахивался. И верно, поздравления были прежде времени. Все
наше наступление продолжалось еще три дня, а потом выдохлось - немец был в
полной силе, а мы еще только учились, как его бить. И высотка эта, которая
казалась маршалу самым главным делом, была уже никому не нужная, а впереди
было еще столько высоток, что ежели за каждую расстреливать командиров
полка или давать им Героя Советского Союза, то не хватит офицеров в армии
и золота на звезды в целом государстве...
Черепанова, между прочим, тоже ранило вместе с вашим мужем. Но я их
не видел, увезли их в тыл.


7

Во время рассказа солдата Ольга Петровна, слушая вначале рассеянно, а
потом все с большим вниманием и напряжением, вспоминала покойного мужа, но
вспоминала не так, как обычно в течение двух с лишним лет, прошедших со
времени его гибели, а совершенно по-новому. Солдат казался ей как бы
посланцем из другого мира - того мира, где Виталий Николаевич Нечаев жил
отдельно от нее, где умер и продолжает жить после смерти в воспоминаниях
этого солдата. У нее ни на минуту не проходило ощущение, что однорукий
солдат прибыл от живого Виталия Нечаева непосредственно - оттуда, где
Виталий находится теперь, - настолько живы были его впечатления и
настолько, в сущности, потрясающ его приход.
Ольга Петровна была далека от всякой мистики. Ощущение, что эти
голубые глаза видели Виталия не два года назад, а только что, появилось
оттого, решила она, что все, что рассказывал Слепцов, было для нее
совершенно и абсолютно ново. Оно как бы относилось к Виталию Нечаеву и в
то же время как бы не имело к нему никакого отношения, настолько он
показался ей в рассказе и похожим и не похожим на себя.
С одной стороны, в словах солдата покойный муж ее вставал совсем как
живой. Улыбка его, добрая и застенчивая до чрезвычайности, самозабвенность
в любом труде, даже самом мелком, неумение заботиться о себе и условиях
своей жизни, непрактичность, раздражавшая ее в нем нередко, - все это было
на него похоже. Когда солдат произнес его слова: - "Мне стало его
жалко", - Ольга Петровна даже вздрогнула, до того это ей напомнило его
всего, до мельчайшей гримасы лица, его свойство, тоже иногда вызывавшее ее
раздражение, "усложнять простые вещи", как она это называла когда-то, то
есть всюду стараться находить побудительные причины и, поняв их, прощать.
Да, она узнавала его через слова солдата, словно солдат незримо
рисовал его перед ней теплыми и ясными мазками, хотя солдат вовсе не
пытался передать ситуации, о которых рассказывал, какими-либо средствами
искусства или подражания.
Но, узнавая мужа в частностях, она не узнавала его в целом. Нечаев,
встававший из слов солдата, был не тем человеком, которого, казалось, так
хорошо знала Ольга Петровна, - рассеянным, робким, несколько инертным,
увлеченным только своими расчетами и чертежами, только умственным, и то до
некоторой степени механическим трудом расчетчика, чернорабочего от
инженерии. Слепцовский Нечаев вошел одетый в воду, а тот, ее Нечаев,