"Эммануил Генрихович Казакевич. Сердце друга (Повесть) " - читать интересную книгу автора

выдающийся вперед и придающий лицу выражение отваги подбородок гордячки,
крохотные - по крайней мере в сравнении с остальными здесь в землянке -
сапожки, выше которых чуть виднелись, но с несомненностью угадывались
стройные и крепкие ноги, - все это вместе не могло не поразить сидящих
здесь людей хотя бы по одному тому, что они давно не видели женщин.
Что касается капитана Акимова, то его равнодушие было насквозь
притворным. На самом деле он сразу забыл, что только за несколько минут
жаловался на то, что он от всех слышит "переводчица да переводчица". Более
того, он искренне удивился тому, что ему так  м а л о  говорили о ней.
Что-то оборвалось в нем при виде девушки. Ему показалось, что он сразу
понял, что именно эта девушка - кем бы она ни была и как бы ее ни звали, -
эта девушка, со смехом вынырнувшая из осеннего, темного, безбрежного мира,
и есть та самая, о которой он думал в течение прошлой жизни. Весь мир,
включая эту землянку, бесконечные овраги, разбитые деревни и изрытые
саперными лопатами мокрые равнины в этот момент показались ему новыми,
небывалыми, окрашенными в другой цвет и находящимися как бы в другом
измерении. Или, может быть, он сам перешел сразу из одного состояния -
прежнего, привычного состояния души и даже прежнего физического
состояния - в другое, необычное, более светлое, как перешел бы альпинист,
поднятый на высокую горную вершину, в другую, высокогорную атмосферу, где
дышать и легче и труднее.
Этот переворот, совершившийся в одну минуту, и не с
восемнадцатилетним юношей, а с почти тридцатилетним человеком, уже
видавшим жизнь и знавшим женщин, показался ему самому не только глупым и
ненужным, но и смертельно опасным. Он привык управлять самим собой,
выражением своего лица и сердечными своими движениями. И в этот миг,
почуяв, что где-то он может оказаться во власти чужой, непонятной силы, с
которой ему не справиться, он решил дать ей беспощадный отпор. И прежде
всего он решил ожесточиться, во что бы то ни стало ожесточиться.
С этой целью он стал думать о том, что, очевидно, как он и
предполагал раньше, у девушки есть "высокий покровитель", проще сказать -
любовник в большом звании, который настолько влиятелен, что заставляет
даже командира полка заботиться о ее безопасности. "Кто бы это мог
быть?" - с потугами на презрение начал думать Акимов, хотя сознавал, что
никакого презрения не испытывает и вовсе не интересуется узнать имя того
человека.
Далее, он решил, что она показалась ему привлекательной и чудесной
только и исключительно потому, что она - одна женщина среди многих мужчин,
и тяга к ней - не более чем тяга к женщине вообще, самая низменная,
физическая тоска по женскому телу. В связи с этим он мысленно утверждал,
что, увидев ее на улице в Одессе или Севастополе, он, вероятно, и не
оглянулся бы на нее, потому что там она была бы одна из многих и не лучше
других, а, может быть, хуже.
Далее, она о чем-то шепчется с Майбородой, пригибаясь к его уху, из
чего следует, по всей вероятности, что она привыкла к мужскому обществу и
готова любезничать со всяким.
Далее. Войдя, она сказала: "Ох, умора", - что не является
доказательством ее культурности, а скорее напоминает уровень некоторых
портовых красоток. Это обстоятельство, как ни странно, особенно задело -
или, наоборот, устраивало - Акимова, потому что он, вышедший сам из глубин