"Эммануил Генрихович Казакевич. Сердце друга (Повесть) " - читать интересную книгу автора

напоминающий об армейском порядке и благополучии.
Головину стало не по себе от собственного растерзанного вида и от
неподобающей внешности подчиненных. "Да, мы немножко того...
поопустились, - думал он, глядя исподлобья на своих обросших бородами
комбатов, - робинзоны, черт возьми нас совсем!" Комбаты, в отличие от
него, нимало не совестились, напротив - они глядели на приезжих даже с
некоторым вызовом: и мы, дескать, такими были; посмотрим, что будет с вами
здесь через недельку-другую.
Эта мысль, вероятно, промелькнула и в голове приезжего молодого
майора. Он смотрел на местных офицеров с сочувствием и не без опасения за
будущее своей части на этом трудном участке фронта. Зато седой полковник -
как видно, старый служака, - сурово оглядев присутствующих, проворчал:
- Бриться надо. У вас совсем партизанский вид.
Командир полка развел руками.
- Правильно, товарищ полковник. Но, откровенно скажу, - условия
невозможные. Кругом - пустыня. Противник все пожег при отступлении. Леса
нет, дров нет, топить бани нечем. Дождь хлещет месяц подряд. Блиндажи
обваливаются, а обшивать их нечем. Кругом - глина, вода. Оружие и то
чистить негде. Бывало, пулеметы отказывали... Да, было. Всякое было. - Он
с наслаждением повторял это слово "было", означающее, что все беды
кончились и теперь предстоит нечто совсем другое, несравненно лучшее.
Полковник недовольно поморщился и коротко сказал:
- Приступим.
Его ознакомили с положением дел, вручили оперативную и
разведывательную карты и предъявили заранее заготовленный акт о сдаче и
приемке участка. Но полковник, к некоторой досаде Головина, оказался
человеком дотошным и, видимо, не принадлежал к породе канцеляристов.
- Я лично осмотрю передний край и уточню положение на месте, - сказал
он и, с минуту помедлив, продолжал: - А пока должен вам сказать, что ваши
данные о противнике, о его огневых средствах, системе обороны и боевом и
численном составе его частей нас никак не устраивают. Командование
согласилось с тем, что вы должны перед сдачей участка провести разведку
боем. Приказ об этом вы получите в ближайшие часы.
- Разведку боем? - повторил Головин, и его лицо на мгновение
перекосилось, как от боли.
Разведка боем означала, что полк, и так понесший большие потери,
понесет еще новые, тем паче что противник укрепился на выгодной позиции и
вся лишенная леса равнина на нашей стороне, кроме этих залитых водой, но
спасительных оврагов, просматривалась им на десятки километров. И хотя
полковник из другой дивизии имел все основания и непререкаемое право
требовать разведки боем перед сменой, Головину казалось, что старик -
просто нехороший, сухой и злой человек, который лишь в отместку за то, что
ему попался такой трудный участок, и из зависти к уходящей на отдых части
решил потребовать разведки боем.
Головин сухо сказал:
- Есть. Будет сделано.
Он оглядел своих людей. Ему нужно было решить, кому из комбатов
доверить непомерно тяжелую задачу. Конечно, можно было поручить это дело
командиру второго батальона, капитану Лабзину, человеку, которого Головин
недолюбливал за чрезмерную, почти трусливую осторожность - его Головину не