"Эммануил Генрихович Казакевич. Сердце друга (Повесть) " - читать интересную книгу автора

шум отъезжающей автомашины.
- Скорей бы рассвело, - сказал кто-то.
- Проходы в минных полях сделаны? - спросил Акимов.
- Готово, - ответил из темноты Фирсов.
Невдалеке, в овраге, бренчали котелки. Солдаты завтракали.
Рассвет наступал туго, как будто нехотя. Но все-таки Акимов уже
узнавал лица стоявших почти гуськом в узкой щели людей. Он посмотрел на
часы, потом поднял глаза и увидел среди других переводчицу. Он отвернулся,
совершенно равнодушный, и с мимолетным удовлетворением отметил в себе это
равнодушие.
- Сверим часы, - сказал Акимов с некоторой торжественностью в голосе.
В руках у офицеров блеснули часы, у кого ручные, у кого карманные. - Пять
сорок. Погосян, можешь начать двигаться. Через двадцать минут начнешь и
ты, Бельский. Без шума. Все время держите связь, в случае необходимости -
посыльными.
Оба командира постояли еще с минуту и ушли.
Акимов повернулся и пошел к себе на НП. Стереотруба уже стояла на
месте, двумя холодными стеклянными глазами уставясь вдаль. В углу, обняв
колени руками, сидел Майборода. Радист склонился над своим аппаратом. Из
расположенной неподалеку землянки, где находились артиллерийские
наблюдатели, слышался негромкий говор.
Туман все густел. Он был похож на тот утренний туман, который иногда
покрывает поверхность моря, и Акимову вдруг представилось, что вот за этим
серым туманом действительно скрывается море и что, когда туман рассеется,
он увидит пронзительную синеву и стройные очертания кораблей.
Его воображение внезапно разыгралось, и он увидел перед собой
знакомую картину морской пристани, сутолоку различных, непохожих друг на
друга посудин в неширокой бухте. Ему показалось даже, что он ощущает
соленый запах.
Он подумал о том, что приморский город ничем, собственно, не
отличается от любого другого города. Такие же улицы, дома, мостовые, у
стен домов между камнями весной пробивается зеленая травка. И вот ты идешь
по одной из таких ничем не примечательных улиц, и вдруг за каким-то
поворотом перед тобой вырастают тонкие линии мачт и рей, и сразу же весь
мир преображается, обычное становится необыкновенным, и тобой овладевает
безмерная жажда передвижения, путешествия, жажда новизны.
Отдавшись этому внезапному полету воображения, Акимов тем не менее
знал, что это только оболочка, внутри же, во всю ширину сердца, живет и
болит совсем другая, жгучая и всеобъемлющая мысль: что там делается на
самом деле, в этом тумане, из серого ставшем молочно-белым. Где там люди?
Погосян, Бельский, Вытягов и многие другие, которых он, всех без
исключения, хорошо знал и за жизнь которых втайне боялся. Да собственно
говоря, они сейчас даже не интересовали его как люди, а только как
исполнители той державной воли, которая заставляла командира дивизии и
полковника Верстовского, майора Головина и его, Акимова, пушкарей,
связистов, саперов, весь полк, всю дивизию и всю армию сражаться и
жертвовать собой. Никто не мог бы всех этих людей заставить делать то, что
они делают, - только неистребимое и глубокое чувство долга, ставшее чертой
характера.
- Позавтракайте, товарищ капитан, - сказал Майборода для очистки