"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

лиловой от почек. Солдаты несли охрану бдительно и по всем правилам
караульной службы. Жили они тут же, в землянке, которую сами для себя
выкопали. Когда кончились продукты, старший команды - сержант
Веретенников - отправился в Гомель, где получил по шести продаттестатам
хлеб, сахар и консервы еще на десять дней.
Вокруг рощицы, где лежало сено, простирались поля. Начиналась
весенняя пахота. Из соседней деревни приходили колхозницы с лошадьми и
плугами. Поравнявшись с рощицей, женщины здоровались с солдатами. Они с
завистью поглядывали на сено. Иногда они просили дать им сенца, но
солдаты, виновато отводя глаза, отвечали всякий раз одно и то же:
- Не имеем права. Не наше. Армейское.
Зато они часто помогали колхозницам пахать, и между ними и женщинами
установились отношения, полные взаимного понимания и спокойного
дружелюбия.
Время шло. Машины из дивизии не приходили. Все кругом было тихо и
спокойно. На березах пробивались маленькие, ослепительно зеленые листики.
Тревожная бессонница овладела Веретенниковым. По ночам он выходил на
опушку рощи и глядел на дорогу. Кругом стояла кромешная темнота.
Светомаскировка здесь еще соблюдалась, и ни один огонек не мигал в
окрестности. Большая дорога проходила далеко отсюда, машин не было слышно.
Что касается того проселка, который вел от большой дороги сюда, то он был
вовсе пустынен.
Это странное - хотя вполне обычное в неразберихе военных ситуаций -
прозябание тяготило Веретенникова. Особенно же ему стало невмоготу, когда
женщины однажды сообщили, что, по слухам, советские войска уже в Германии,
чуть ли не под самым Берлином. Тогда Веретенников, вопреки своему
обыкновению ничего не просить, а делать только то, что прикажут, обратился
к гомельскому коменданту, и тот согласился принять дивизионное сено и
отпустить команду на все четыре стороны, снабдив ее соответствующим
документом.
Вернувшись в рощу, которую он уже рассматривал как родной дом и
каждую тропинку которой знал, как знают половицы в собственном доме,
Веретенников велел солдатам готовиться в путь.
Во время пребывания здесь солдаты уже успели привыкнуть к своему
существованию, обрасти какими-то предметами, полюбить местность,
обзавестись знакомствами. Расставаться со всем этим было, конечно, не так
трудно, как, скажем, с собственным домом и собственной семьей, но все-таки
это была тоже торжественная минута. Вечером к ним пришли женщины, до
которых дошла весть об уходе молчаливых и дружелюбных хранителей сена.
Пришла также и молодая сельская учительница Соня, проведшая несколько
вечеров с сержантом Веретенниковым и привязавшаяся к нему ровной, нешумной
и неназойливой привязанностью, как и он к ней.
В этот прощальный вечер в березовой роще вокруг костра немало было
рассказано историй, поведано биографий. Председательница колхоза Марфа
Герасимовна нашла себе прекрасного собеседника в лице солдата Петухова,
бывшего колхозного бригадира. Они степенно разговаривали о колхозных
делах, а рядом велись другие разговоры - то веселые, то грустные, то
тяжеловесно-легкомысленные. Кто-то из женщин принес бутылку самогона, и
Веретенников в виде исключения притворился, что не замечает, как солдаты
по очереди выпивают из единственного граненого стакана и, крякнув, ставят