"Эммануил Генрихович Казакевич. Синяя тетрадь (повесть)" - читать интересную книгу автора

Емельянову была знакома эта тропинка. Он досконально изучил местность
перед тем, как везти сюда Ленина, однажды даже приезжал сюда ночью.
Поэтому он шел уверенно, немножко вразвалку, довольный тем, что все так
точно продумал, и желая, чтобы Ленин это заметил. Мешок с вещами легонько
оттягивал его правое плечо. Уверенный в безлюдье этих мест, он все-таки
огорчался тем, что Ленин запретил ему брать с собой какое бы то ни было
оружие. У него были припасены три винтовки. Хорошо смазанные, с
несколькими десятками снаряженных обойм, они лежали в одном потайном
месте. Но Ленин и слышать об этом не хотел. Он только засмеялся, махнул
рукой и сказал:
- Очередь для винтовок наступит позднее, берегите их. Вы говорите,
они смазаны? Это хорошо. Они будут нужны. Не три штуки, а три миллиона; на
меньшее я не согласен. А три нас не спасут. В случае осложнений они нас
только сделают смешными. Смешными людьми или смешными трупами. Сегодня мы
с вами политики, а не бойцы.
Емельянов был старым партийным боевиком, через его руки в 1905 году и
позднее прошло немало винтовок. Он считал, что оружие никогда не может
оказаться излишним. С наганом в кармане или с винтовкой за спиной он
чувствовал бы себя уверенней. Но он, поворчав, смирился.
Несмотря на то что Ленин несколько дней жил у него в сарайчике на
чердаке, спал там на соломе и ел вместе со всей семьей картофельный суп,
селедку и пшенную кашу с молоком, охотно беседовал с детьми и Надеждой
Кондратьевной и частенько помогал ей мыть посуду - одним словом, жил общей
с ними жизнью, Емельянов и теперь с трудом представлял себе, что ровное
дыхание человека над самым его ухом - дыхание Ленина. О Ленине говорила
вся Россия. Нельзя было проехать в пригородном поезде, не услышав это имя,
еще три месяца назад известное не слишком широкому кругу -
большевикам-партийцам, самым передовым рабочим и, конечно, активным
деятелям враждебных большевизму партий. С его приездом в Питер в
разноголосом хоре взбудораженной России зазвучал новый голос поразительной
силы и звонкости, все нарастающий и нарастающий, так что он вскоре стал
заглушать все другие голоса. Это было похоже на могучий призывный клич
трубы среди верещания свистулек, визга губных гармоник и теньканья
балалаек. Не то чтобы рабочие, а тем более рабочие-большевики, не понимали
до апреля своих классовых интересов. Но их захлестнуло ощущение
непривычной свободы, их время занимала охота за переодетыми в штатское
жандармами и шпиками, митинговщина, бесконечные выборы и депутации.
Рабочие Сестрорецкого оружейного завода, где служил Емельянов, собственной
властью уволили начальника завода генерал-майора Гибера и его помощника
генерал-майора Дмитревского; Главное артиллерийское управление скрепя
сердце утвердило решение рабочих. Все были страшно довольны этим, ходили
веселые и гордые. Еще 21 марта рабочие на общем собрании, после доклада
представителя питерских большевиков, постановили, что "все меры Временного
правительства, уничтожающие остатки старого строя, укрепляющие и
расширяющие завоевания народа, должны встречать поддержку рабочего
класса". Две недели спустя такая резолюция была бы уже невозможна.
Многие большевики, в том числе сам Емельянов, и до приезда Ленина
выражали примерно те же мысли, что Ленин, но это были только разговоры,
они не имели обоснования, в них отсутствовали твердое знание и
убежденность. Хотелось всех поздравлять, всем верить, - по крайней мере