"Юрий Казаков. На охоте " - читать интересную книгу автора

Петр Николаевич подвинулся и сейчас же вспомнил, что и он так же просил
отца, и отец часто уступал ему. Алексей положил стволы ружья на сучок,
прицелился, лопатки его дернулись. "Тааах-тиииу-туууххх!" - широко
рассыпалось эхо, дым выскочил клубком на воду.
Охотники, уже не боясь, треща сучьями, продрались к берегу и еще успели
заметить трех уток, стремительно уходящих над озером. А две утки остались на
воде. Одна лежала неподвижно, желтея брюшком, другая завалилась на бок,
старалась нырнуть, но только опускала голову в воду, слабо подрагивала
крылом. Дым от ружья, смешиваясь с туманом, расходился пеленой по воде.
- Подожди, тесину срубим! - возбужденно сказал Петр Николаевич,
снимая ружье и доставая топор.
Но Алексей не слушал. Морщась, не спуская глаз с шевелившейся еще утки,
переживая свой первый выстрел, он стянул сапоги, помотал ногами, сбрасывая
портянки, стал раздеваться. Тогда Петр Николаевич покорно положил топор,
присел на сгнившее бревно и закурил.
Сын разделся, вздрагивая длинным худым телом, быстро покрывшимся
гусиной кожей, полез в воду. Он ступал осторожно, нащупывал дно, отводил
руками стебли кувшинок, ухал, но потом не выдержал, бросился и поплыл.
Доплыв до уток, он повернул сияющее лицо к берегу.
- Отец! - крикнул он, задыхаясь от холодной воды.-- Лезь купаться!
Как здорово дымом пахнет! Сероводородным и табачным... Ого-го-го!..-- И он с
восторгом нырнул, замолотил ногами, потом вынырнул, захлебнувшись и
отфыркиваясь, и поплыл назад, по очереди перебрасывая уток.
А Петр Николаевич вдруг вспомнил, похолодев, как в такой же вечер
подстрелил утку на другом озере, километрах в двух от этого, и поплыл за
ней, а отец сидел на берегу, отдыхая, и курил, и дым от выстрела и табака
стлался по воде, и так прекрасно, волнующе пахло, что он крикнул об этом
отцу и стал тоже барахтаться от восторга и шуметь.
Да, все то же... И жизнь по-прежнему прекрасна, и будет такой всегда,--
всегда будут пылать, багроветь и зеленеть закаты и разгораться тихим светом
восходы, всегда будут расцветать цветы и расти трава, и новые люди будут
приходить на место стародавних охот...
Радостно и печально до сердцебиения стало ему. Он больше не мог сидеть
и курить, бросил папиросу и пошел, не разбирая дороги, по мокрой траве в
глубь темнеющего, примолкшего леса.
А сын его долго гулко хлопал ладонями по воде, плескался, кричал на
разные голоса, вызывая эхо, смотрел на таинственный противоположный берег,
подернутый уже синей дымкой потухающего дня. Потом вылез-- дрожащий,
посиневший,-- быстро оделся, поскакал на одной ножке, погладил теплых уток с
мокрыми лапами, прижмуренными бирюзовыми глазами и каплями крови на клювах,
увидел недокуренную папиросу, оглянулся и воровато закурил, неумело
затягиваясь, выкатывая глаза, кашляя и улыбаясь от не омраченного ничем
счастья.

1956