"А.П.Казанцев. Пунктир воспоминаний (автобиографическая повесть)" - читать интересную книгу автора

краеведческого музея, который недавно вспомнил о своем земляке. Увы, не
слишком весело, когда тебе грозит честь стать "музейным экспонатом" - это
мягко напоминает о возрасте, о котором частенько забываешь!
Что я помню об Акмолинске? Двухэтажный дом на площади, большую комнату с
отгороженной перилами лестницей в нижний этаж. И еще гигантские шаги. Лечу
все выше и выше, и у меня захватывает дух. Родился страх высоты...
Ровные бескрайние степи, как море, смыкаются с небом у горизонта. Лошади
тащат кибитку в Петропавловск, куда перебирается наша семья по приказу
деспотического деда, разгневанного на отца. Юрты на дороге, табуны
лошадей, вкусный, бьющий в нос кумыс, гостеприимные хозяева, с которыми
отец, Петр Григорьевич, говорит на их языке.
Петропавловск. Крайний дом на Пушкинской улице, обитель туманного детства.
Обрывки воспоминаний, вырванные картины... Верховая езда, спортивные
снаряды, трапеция, акробатические трюки, увлечение цирковой борьбой (спорт
на всю жизнь остался мне близким, а для старшего брата Виктора -
специальностью).
И вдруг нелепое желание написать роман "Восстание в Индии", о которой,
конечно же, не имел ни малейшего понятия! Не сохранились детские тетрадки
с каракулями девятилетнего ребенка, наивно повествующего об английском
колониальном иге. Прошло четверть века, когда я снова взялся за романы...
В одиннадцать лет первый класс реального училища. Учителя в мундирах.
Инспектор училища Балычев, прививший любовь к математике, развитую потом
частной учительницей, сухонькой старушкой Верой Петровной. Пышнобородый
поп доказывал: "Никто не может находиться на кафедре, коли я стою на ней.
Так же не быть никому на месте бога единого". И он победно смотрел на
ошеломленную такой логикой короткостриженую паству.
Всплывает в легком тумане детства жемчужина Казахстана - местечко Боровое,
ныне курорт. Когда едешь по степи, вдруг среди голой равнины чудом
возникает горная страна с хрустальными озерами, густыми пахучими лесами,
живописными скалами и легендами, пещерами разбойников и прочими
дурманящими мальчишеские головы вещами: Окджетпес ("Стрела не достанет"),
Сфинкс, Пещера Кинесары...
В реальном училище довелось мне проучиться лишь в двух классах.
Империалистическая война - и здание училища занял госпиталь. Мы с братом
дружили со Стасиком Татуром (спустя шестьдесят лет высокий и седой
отставной кавалерийский офицер, участник второй мировой войны Станислав
Татур отыскал друга детства на III Всеевропейском конгрессе научных
фантастов в Познани). Втроем ходили мы на частные уроки к толстому немцу
Ивану Карловичу и на уроки... польского языка (со Стасиком за компанию!).
Татуры собирались в Польшу, я же козырял своим дедом Казимиром
Курдавновским, блестящим гусарским полковником и революционером, сосланным
в Сибирь за участие в восстании 1863 года. К столетию восстания меня
запрашивали из народной Польши: что я знаю о своем деде-революционере? Я
ничего не знал. Видел только портрет. Гордый взгляд, пышные усы, гусарский
ментик, отороченный мехом. Моей матери Магдалине Казимировне, когда он
умер в Екатеринбурге, исполнилось всего четыре года. Ничего не знал я и
по-польски, запомнил лишь одно слово, которым учитель всегда заканчивал
урок, - "кропка" (точка!). Впрочем, когда через двадцать лет в какой-то
нью-йоркской лавочке хозяин-поляк обратился к иностранцу не по-английски,
мне показалось, что он заговорил на родном славянском языке.