"Александр Петрович Казанцев. Купол надежды" - читать интересную книгу автора

боялся, как бы соседи его не прирезали, потому в ближних дворах мужики,
бабы и детишки уже помирать стали.
Болтали про иные деревни невесть что, уши ссыхались. Будто и не люди
там голодают, а звери окаянные. Да и у зверей, поди, такого не случается.
Врут все. Не может такого у людей быть!
Покойников все больше становилось. На санках их по первому снегу мимо
анисимовской избы провозили.
Что делать! Господь дождя не дал. Зря попы с хоругвями ходили, горло
драли, крестными ходами дождя у неба вымаливали. Ничего не вымолили. Вот
теперь панихиды и служат сразу по многим покойникам, которых и в церковь не
вносят. Поп с церковных ступеней кадит на уставленную санками сельскую
площадь.
Люто чувство голода. Но еще горше голодать, когда не знаешь, что детям
в рот сунуть. Слюна во рту - полынь, противная, словно ржавую железку или
медяшку сосешь. В голове мутит, в животе рези, то ли от пустоты, то ли
оттого, что дерево грыз, кору жевал. Козы же жрут, почему человек не может?
Но человек не может.
Помер отец, помер Алексей Анисимов, так и не раскрыв тайну запрятанных
мешков и винтовки. Коля ее открыл. Вместе с братьями и сестрой в овраг
пошли. Винтовку обнаружили, яму раскопанную нашли, а мешков с семенным
зерном не оказалось. Видать, кто-то еще, кроме Кольки, тайник тот знал. А
кто - неведомо.
Страшная была зима, ох жуткая!..
Даже тараканов в избе не осталось. Все передохли... с голоду... Да и
люди, как тараканы, - один за одним...
Двое старших братишек, Иван да Федор, - двойняшками были, - так вместе
и померли. Гробы им Колька сколачивал, потому больше некому. Сестренка
Марья невесть куда ушла, может, нищенствовать в город, может, еще куда...
Только Колька с матерью и остались горевать да голодать. Коня не успели
прирезать, сам сдох. А дохлого порубил кто-то и уволок...
Колька силки в лесу хотел ставить, да лес за лето так выгорел, что в
нем и живности никакой не осталось, даже птицы не летали.
И тогда взяла мать Кольку за руку, намотала на него все, что от
померших братьев осталось, да и пошли куда глаза глядят.
А глядели глаза на проселок к железнодорожной станции. Любыми правдами
и неправдами хотела мать до самой до Москвы добраться. До людей добрых, а
может, и до самого Ленина.
Как они попали в столицу, Коля как следует и не помнил. Ели что
придется. Когда народ вокруг - иногда и перепадет что-нибудь, хотя таких
попрошаек, как они с мамкой, на станциях шныряло видимо-невидимо, будто
все, кто не помер в деревне, сюда поспешили.
Ехали и на крыше вагона, и на ступеньках, и на буферах, всяко ехали.
Но доехали однако.
Только верно говорят, что беда не приходит одна.
В душном, грязном вагоне, где на заплеванную лавку залезть за высшее
счастье почиталось, где люди днем и ночью, ожидая уже не поезда, а бог
весть чего, вповалку лежали, смердя от безделья или слабости, мать Коли
Анисимова лежала среди них, уж и не чувствуя вони, да так подняться и не
смогла. Жар у нее приключился. Соседи слышали, как она про мешки все
поминала да про винтовку какую-то.