"Джакомо Джироламо Казанова. История моей жизни " - читать интересную книгу автора

меня, крестьянин отправился за всем, что мне было необходимо, и прежде всего
искать женщину, которая бы сшила мне рубашек. В тот же день было у меня все:
кровать, обстановка, добрый обед, кухонная утварь, двадцать четыре парня,
всяк со своим ружьем, и старая-престарая портниха с молоденькими
девушками-подмастерьями, дабы кроить и шить рубашки. После ужина пришел я в
наилучшее расположение духа: вокруг меня собралось тридцать человек, что
обходились со мною как с государем и не могли понять, что понадобилось мне
на их острове. Одно лишь мне не нравилось - девицы не понимали
по-итальянски, а я слишком дурно знал по-гречески, чтобы питать надежду
просветить их своими речами.
Лишь наутро предстала мне моя гвардия под ружьем. Боже! Как я смеялся!
Славные мои солдаты все как один были паликари; но рота солдат без мундиров
и строя уморительна. Хуже стада баранов. Однако ж они научились отдавать
честь ружьем и повиноваться приказам командиров. Я выставил трех часовых:
одного у караульни, другого у своей комнаты и третьего у подножья горы,
откуда видно было побережье. Он должен был предупредить, если появится на
море вооруженный корабль. В первые два-три дня я полагал все это шуткой; но
поняв, что, может статься, принужден буду применить силу, защищаясь от
другой силы, шутить перестал. Я подумал, не привести ли солдат к присяге на
верность, но все не мог решиться. Поручик мой заверил, что это в моей
власти. Щедрость доставила мне любовь всего острова. Кухарка моя, что нашла
мне белошвеек шить рубашки, надеялась, что в какую-нибудь я влюблюсь - но
не во всех разом; я превзошел ее ожидания, и она позволяла мне насладиться
всякой, что мне нравилась; в долгу я не оставался. Жизнь я вел воистину
счастливую, ибо и стол у меня был не менее изысканный. Подавали мне
упитанных барашков да бекасов, подобных которым пришлось мне отведать лишь
двадцатью двумя годами позже, в Петербурге. Пил я только вино со Скополо и
лучшие мускаты со всех островов архипелага. Единственным сотрапезником моим
был поручик. Никогда не выходил я на прогулку без него и без двух своих
паликари, что шли за мною для защиты от нескольких сердитых юношей,
воображавших, будто из-за меня их оставили возлюбленные, белошвейки. Я
рассудил, что без денег мне пришлось бы худо; но без денег я, быть может, и
не отважился бы бежать с Корфу.
Прошла неделя, и вот однажды за ужином, часа за три до полуночи
послышался от караульни голос часового - Piosine aft *. Поручик
мой
выходит и, вернувшись через минуту, сообщает, что некий добрый человек,
говорящий по-итальянски, хочет поведать мне нечто важное. Я велю ввести его,
и в присутствии поручика он, к изумлению моему, произносит с печальным видом
такие слова:
- Послезавтра, в воскресенье, святейший поп Дельдимопуло возгласит вам
катарамонахию. Если вы не помешаете ему, долгая лихорадка в полтора месяца
сведет вас в мир иной.
- Никогда не слыхал о таком снадобье.
- Это не снадобье. Это проклятие, оглашенное со святыми дарами в
руках; такова его сила.
- Что за нужда у священника убивать меня подобным образом?
- Вы нарушаете мир и порядок в его приходе. Вы завладели множеством
девушек, и бывшие возлюбленные не желают брать их в жены.
Велев поднести ему вина и поблагодарив, я пожелал ему доброй ночи. Дело