"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

винограда, которые работали там, в винограднике, и, наклоняясь, являли взору
свои прелести выше колен, в то время как груди их покачивались над
виноградной листвой, словно гроздья.
Давильщики видели все это, в головах у них мутнело, и вокруг них были
уже не давильни, земля и виноград, но истинный Раи, а старый Саваоф сидел на
помосте с длинной палкой и ножом в руках и отмечал, сколько кому он должен,
сколько корзин винограда притащил каждый, сколько кувшинов вина поднесет он
каждому когда-нибудь в грядущем, после своей смерти. Сколько кувшинов вина,
сколько котлов еды, сколько женщин!
- Клянусь верой, - вырвалось у Петра, - если бы Бог явился передо
мной и сказал: "Эй, Петр, дорогой ты мой, сегодня у меня хорошее настроение,
проси чего желаешь - все для тебя сделаю! Чего тебе надобно?" - я бы
ответил: "Давить виноград, Боже, давить виноград во веки веков!"
- А не пить вино, глупец? - грубо спросил его Зеведей.
- Нет, ей-богу, нет! Давить виноград!
Петр не шутил. Лицо его было серьезно, он пребывал во власти
очарования. На мгновение он остановился и потянулся на солнце. Верхняя
половина его тела была обнажена, и на груди, там, где находится сердце,
чернело огромное изображение рыбы. Художник, давний узник, несколько лет
назад выколол ему эту рыбу иглой столь искусно, что казалось, будто она
шевелит хвостом и радостно плывет, путаясь в кучерявых волосах на груди. А
над рыбой - крест о четырех концах с крюками.
Филиппу вспомнились его овцы. Он не любил копаться в земле, ухаживать
за виноградом и давить ягоды.
- Ну и работенку ты подыскал, - насмешливо сказал он Петру. - Давить
виноград во веки веков! А по мне, уж лучше бы небо и земля превратились в
зеленый лужок, где полным-полно овец да коз: я бы доил их и сливал молоко,
чтобы оно струилось рекой с горы в долину и собиралось там в озера, а
беднота приходила бы пить его. И чтобы все мы, чабаны, собирались каждый
вечер вместе с нашим архипастырем Богом, разводили огонь, жарили барашков и
рассказывали друг другу сказки. Вот это и есть Рай!
- Чтоб ты пропал, болван! - пробормотал Иуда, снова злобно взглянув
на Филиппа.
Обнаженные кудрявые юноши, в одних набедренных повязках из цветастых
лоскутов, сновали туда-сюда и смеялись, слушая эти сумасбродства. У них тоже
бил свой Рай, но они о нем помалкивали, опрокидывали корзины в давильню и
тут же спешили за ворота, чтобы поскорее оказаться среди сборщиц винограда.
Зеведей уж было собрался тоже отпустить шутку, но так и застыл с
разинутым ртом: какой-то странного вида пришелец вошел во двор и стоял,
слушая их разговоры. На нем была свисавшая с шеи черная козлиная шкура,
волосы были взлохмачены, он был бос, с желтым, как сера, лицом, на котором
горели большие черные глаза.
Ноги давильщиков остановились сами собой, а Зеведей проглотил свою
шутку. Все обернулись к воротам. Кто был этот живой мертвец, стоявший у
входа? Смех оборвался. Почтенная Саломея высунулась в окно, глянула и вдруг
воскликнула:
- Андрей!
- Андрей, сынок! - воскликнул и Зеведей. - Что за беда с тобой
приключилась? Ты что, из преисподней явился или, может быть, собираешься
спуститься туда?