"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

Ступайте поглядеть и вы калеки убогие, глухие и паралитики! Поглядеть, как
карают тех, кто осмелился поднять голову против владыки нашего --
императора, да живет он многие лета! Поглядеть, как умрет преступный
мятежник Зилот!
Рыжебородый открыл дверь и увидел угрожающе молчащую толпу, увидел
стоявшего на камне глашатая - худощавого, с длинной шеей, с длинными
ногами, с непокрытой головой. Увидев его, рыжебородый сплюнул:
- Будь ты проклят, предатель! - прорычал он и яростно захлопнул
дверь.
Рыжебородый повернулся к юноше. Глаза его горели гневом.
- Полюбуйся на сына твоего отца - предателя Симона! - произнес он со
злостью.
- Он не виноват. Это моя вина, - скорбно сказал юноша. - Моя.
И добавил:
--Из-за меня, мать прогнала его из дому... Из-за меня... И теперь,
он...
Половина лица рыжебородого - та, на которой был свет, - смягчилась,
словно испытывая сострадание к юноше.
- Как же ты думаешь искупить все эти прегрешения, несчастный? --
спросил он.
Юноша ответил не сразу. Несколько раз он раскрывал уста, но язык не
повиновался ему.
- Собственной жизнью, своей собственной жизнью, брат Иуда, - наконец
с трудом произнес он. - Ничего другого у меня нет.
Рыжебородый вздрогнул. В мастерской было уже достаточно света, который
проникал через дверные щели и окошко в потолке. Большие, блестящие черные
глаза юноши светились. Голос его был полон горечи и страха.
- "Собственной жизнью"? - Рыжебородый схватил юношу за подбородок. --
Не отворачивайся, ты уже взрослый, так имей мужество посмотреть мне в глаза!
"Собственной жизнью"? Что ты хочешь сказать?
- Ничего.
Юноша молча опустил голову. И вдруг воскликнул:
- Не спрашивай! Не спрашивай меня, брат мой Иуда!
Иуда взял лицо юноши в ладони, чуть приподнял и долго смотрел в него,
не произнося ни слова. Затем он все так же молча оставил юношу и направился
к двери. Вдруг сердце его встрепенулось.
Шум снаружи все нарастал. От топота босых ног и шлепанья сандалий шел
гул, в воздухе стоял звон бронзовых браслетов на руках и массивных медных
колец на щиколотках у женщин. Стоя на пороге, рыжебородый смотрел, как из
узких улочек появлялись люди, вливались в толпу и шли вверх - на другой
конец селения, к проклятому холму, где должно было происходить распинание.
Мужчины шли молча. Только ругательства иногда срывались из-за стиснутых
зубов да палицы стучали о мостовую. Кое-кто сжимал спрятанной на груди нож.
Женщины издавали пронзительные вопли. Многие из них сбросили с головы
платки, распустили волосы, уже затянули причитания.
Толпу возглавлял почтенный раввин Назарета Симеон. Низкорослый,
согнувшийся под бременем лет, скрюченный тяжкой хворью - он страдал
чахоткой - раввин представлял собой жалкое нагромождение сухих костей,
которое нерушимо держала, не давая ему развалиться, душа. Костлявые руки с
громадными, словно когти хищной птицы, пальцами сжимали посох священника с