"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

вехой на его пути к победе - так нам был явлен пример, который открывает
нам путь и вселяет в нас мужество.
Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив
ее в свет, я исполнил свой долг --- долг человека, который много боролся,
испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый
свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще
сильнее и искреннее, чем прежде.


1.
Легкий свежий ветерок Божий подул и очаровал его.
Над головой у него извивались россыпи звезд и расцветало небо, а внизу,
не тверди земной, дымились все еще полыхающие дневным зноем камни. Глубокая
тишина владела небом и землей - тишина, сотворенная вечными, еще более
молчаливыми, чем само молчание, голосами ночи. Покой, блаженство, Бог смежил
очи свои - солнце и месяц, смежил и уснул. Темно, как в полночь...
"Как прекрасен этот мир, эта безмятежность!" - подумал очарованный.
Но едва он подумал это, как воздух вдруг переменился, стал тяжелым. Это
был уже не ветерок Божий: тучный, тяжкий смрад клубился, тщетно пытаясь
улечься где-то там внизу, среди дикой пустоши, или в обильно орошенных,
плодоносных садах, напоминая своими очертаниями то ли хищного зверя, то ли
селение. Воздух стал густым, будоражащим, в нем было тепловатое дыхание
животных, людей, косматых духов, был резкий запах свежевыпеченного хлеба,
кислого человеческого пота и лаврового масла, которым умащают волосы
женщины.
Приходит настороженность, ноздри начинают втягивать запахи, но
разглядеть хоть что-нибудь невозможно. Постепенно глаза свыкаются с
темнотой, и вот уже можно различить взмывающие вверх фонтанами финиковые
пальмы, строгий, стройный, более черный, чем сама ночь, кипарис, колышущиеся
в воздухе и серебристо поблескивающие в черноте редколистые маслины. На
одной из зеленых грудей земли то кучками, то порознь разбросаны
прямоугольники убогих хижин, сотворенных из ночи, глины и кирпича и
обмазанных известью, а на террасах - укрытые белыми простынями, а то и
вовсе лишенные покровов спящие человеческие тела, присутствие которых
ощутимо благодаря исходящим от них благоуханию и зловонию.
И канула в ничто тишина. Блаженный покой ночи наполнился смятением.
Сплетаются так и не обретшие покоя человеческие руки и ноги, вздохи рвутся
из грудей; исторгаемые тысячами уст голоса, отчаявшиеся и упорствующие,
пытаются упорядочение зазвучать в немом, богоисполненном хаосе. Что жаждут
возгласить они, к чему стремятся и чего не могут обрести, рассеиваясь и
исчезая в бессвязном бормотании?
Вдруг с самой высокой террасы посреди селения раздается пронзительный,
истошный, душераздирающий вопль:
- Боже Израиля, Боже Израиля, Адонаи, доколе?! Это взывает не один
человек, но все спящее и возглашающее во сне селение, вся - вплоть до
покоящихся внутри нее костей усопших, до корней растущих в ней деревьев --
земля Израиля. Земля Израиля, терпящая боли в утробе и вопиющая, не в силах
разрешиться от бремени.
На какое-то время возвращается тишина, а затем вдруг снова раздается
теперь уже исполненный упрека и гнева крик, рассекающий воздух от земли до