"Н.Казандзакис. Последнее искушение Христа " - читать интересную книгу автора

голос его старца:
"Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын
человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к нему. И Ему дана
власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему;
владычество Его - владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не
разрушится".
Настоятель был больше не в силах сдерживать свои чувства. Он встал со
скамьи, сделал, шаг, затем еще шаг, добрался до аналоя, зашатался, чуть было
не упав, но вовремя тяжело оперся ладонью на священную рукопись и удержался
на ногах.
- Так где же Сын человеческий, обещанный Тобою?! Твои это слова или
нет? Ты не можешь отрекаться от них: вот где все это записано!
Он яростно и торжествующе ударил рукой по книге пророчеств:
- Вот где это записано! Прочти еще раз, Иоанн! Но послушник не успел
даже начать: настоятель торопился, он сам схватил Писание, поднял его высоко
к свету и, даже не глянув на письмена, стал возглашать ликующим голосом:
- "И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и
языки служили Ему; владычество Его - владычество вечное, которое не
прейдет, и царство Его не разрушится..."
Он положил развернутый свиток на аналой, посмотрел во мрак за окном.
- Так где же Сын человеческий? - воскликнул настоятель, глядя в
темноту. - Он принадлежит уже не Тебе, но нам, потому как нам Ты
предопределил его! Где же тот, кому вручишь Ты власть, царство и славу, дабы
народ Твой, народ Израильский, повелевал вселенной? Мы уже измучились
взирать на небо, ожидая, когда же оно разверзнется. Когда? Когда же? Что Ты
все терзаешь нас? Да, мы знаем: миг Твой равен тысячелетию человеческому. Но
если Ты справедлив, Господи, то измеряй время людскою мерою, а не своею
собственной, ибо это и есть справедливость!
Настоятель направился было к окну, но тут колени его задрожали, он
остановился, вытянув руки, словно ища опоры в воздухе. Юноша бросился
поддержать его, но это только разозлило настоятеля, и он знаком велел Иоанну
не приближаться. Старец собрал все силы, добрался до окна, оперся о
подоконник и, вытянув шею, глянул наружу.
Стояла темнота. Вспышки молний стали уже слабее, но ливень все еще
гремел по скалам, окружавшим мощной стеною обитель, а сикоморы корчились при
каждом ударе молнии и, казалось, превращались в племя одноруких калек,
простирающих в небо пораженную проказой единственную длань.
Настоятель собрал все свои душевные и телесные силы, прислушался.
Далеко в пустыне снова раздавались голоса диких зверей, завывавших не от
голода, а от страха. Ибо еще более могучий зверь рычал и приближался во
тьме, окутанный огнем и смерчем... Настоятель вслушивался в пустыню, затем
вдруг встрепенулся и, повернувшись, уставился в пространство позади себя.
Некто незримый вошел в его келью! Задрожали, словно намереваясь погаснуть,
семь огней светильника, а девять струн прислоненной в углу на отдых арфы
зазвенели, словно невидимая рука схватила и с силой рванула их. Настоятеля
охватила дрожь.
- Иоанн! - тихо позвал он и огляделся вокруг. - Иоанн, подойди ко
мне! Юноша метнулся из угла и стал рядом.
- Приказывай, старче, - сказал он, опустившись на одно колено, словно
творя покаяние.