"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

были настолько раздуты, что выступали в виде двух мощных рогов, скрученных
наподобие стальных пружин.
К вечеру дождь прошел, небо снова стало чистым. Мне хотелось
есть, и я радовался голоду - вот-вот должен был прийти Зорба, он разожжет
очаг и начнет ежедневную церемонию приготовления пищи.
"Опять эта старая бесконечная песня, - часто говорил Зорба,
ставя на огонь кастрюлю. - Можно бесконечно болтать не только о женщинах,
будь они прокляты, но и про жратву тоже".
В первый раз за последнее время я почувствовал удовольствие от
еды. Зорба разжигал огонь между двух камней, мы начинали есть и пить,
завязывался разговор; я наконец понял, что принятие пищи одновременно и
духовная функция, мясо, хлеб и вино служат тем сырьем, которое превращается
в сознание.
По вечерам, без еды и выпивки, усталый после трудового дня,
Зорба был угрюм, говорил без воодушевления, слова клещами не вытащить. Его
движения были усталыми и неуклюжими. Но едва он, окоченевший и изнуренный,
подбрасывал, как он говорил, угля в топку, механизм внутри него оживлялся и
набирал обороты. Глаза зажигались, воспоминания рвались наружу, на ногах
словно крылья вырастали, и он пускался в пляс.
- Скажи мне, что для тебя хлеб насущный, и я скажу, кто ты. Кое-кто
превращает пищу в сало и отбросы, другие - в труд и хорошее настроение, а
некоторые, как я слышал, делают из нее культ. Итак, есть три вида мужчин. Я
же не принадлежу ни к лучшим, ни к худшим, держусь где-то посередине. То,
что съедаю, я превращаю в труд и хорошее настроение. Это не так уж плохо. -
Он хитро на меня посмотрел и засмеялся.
- Ты же, хозяин, своей пище силишься придать высшее назначение. Но у
тебя это не получается, и ты себя казнишь. С тобой происходит то же самое,
что с вороном.
- Что же с ним произошло, Зорба?
- Видишь ли, сначала он ходил с достоинством, соответственно ворону. Но
однажды он забрал себе в голову ходить с важным видом, подобно куропатке. С
тех пор бедняга забыл свою собственную походку и теперь не знает, как
ходить, и хромает.
...Я поднял голову. Послышались шаги Зорбы, поднимавшегося из
штольни. Немного спустя я увидел, что он подходит с вытянутым недовольным
лицом, большие руки болтались, как чужие.
- Добрый вечер, хозяин! - пробормотал он сквозь зубы.
- Привет, старина. Как работалось сегодня?
Зорба не ответил.
- Я разведу огонь, - сказал он, - и приготовлю поесть.
Взяв в углу охапку дров, он вышел на берег и, мастерски уложив
поленья между двумя камнями, разжег пламя. Потом Зорба поставил глиняный
горшок, налил в него воды, бросил луку, помидоров, рис и на чал стряпать. Я
в это время постелил на круглый низкий стол скатерть, нарезал толстыми
ломтями пшеничного хлеба и налил вина из бутыли в калебас, украшенный
росписью. Его нам подарил дядюшка Анагности еще в первые дни. Следя за
огнем, Зорба опустился на колени перед горшком, глаза его расширились, но он
по-прежнему молчал.