"Никоc Казандзакиc. Я, грек Зорба (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Б...ая жизнь! - прошептал он. - Шлюха! Она такая же, как мамаша
Бубулина.
И он рассмеялся.
- Послушай, что я тебе скажу, хозяин, да не смейся ты. Жизнь, похожа на
мамашу Бубулину. Она стара, не так ли? Однако в ней все же есть нечто
занимательное. У нее есть множество способов заставить тебя потерять голову.
Закрыв глаза, ты себе представляешь, что держишь в объятиях двадцатилетнюю
девушку. Ей всего лишь двадцать лет, клянусь тебе, старина, если ты в форме
и погасил свет. Ты можешь мне сказать, что она перезрела, что она вела
беспорядочный образ жизни, что она крутила с адмиралами, матросами,
солдатами, крестьянами, ярмарочными торговцами, попами, рыбаками,
жандармами, школьными учителями, проповедниками, судьями. Ну а потом? Что из
этого? Она быстро все забывает, шлюха, не может вспомнить никого из своих
любовников, становится (и я не шучу) невинной пташкой, наивной девочкой,
маленькой голубкой, краснеет, можешь мне поверить, она краснеет и дрожит,
словно это в первый раз. Женщина-это чудо какое-то, хозяин. Она может пасть
тысячу раз и тысячу раз она поднимется девственницей. Ты меня спросишь,
почему? Да потому, что она ни о чем не помнит.
- А ее попугай все помнит, Зорба, - сказал я, чтобы его уколоть. - Он
все время называет имя и отнюдь не твое. Разве это не приводит тебя в
бешенство? В ту минуту, когда ты вместе с ней поднимаешься на седьмое небо и
слышишь попугая, который кричит: "Канаваро! Канаваро!", разве у тебя нет
желания свернуть ему шею? Хотя в конце концов придет время и ты его научишь
кричать: "Зорба! Зорба!"
- О-ля-ля! Какой же ты старомодный! - закричал Зорба, заткнув уши
большими руками. - Почему ты хочешь, чтобы я его задушил? Да я просто обожаю
слушать, как он выкрикивает это имя, о котором ты говоришь. Ночью он
цепляется за что-то над кроватью, чертенок, глаза его пронизывают темноту, и
едва мы начинаем объясняться, как этот негодяй вопит: "Канаваро! Канаваро!"
И тотчас, клянусь тебе, хозяин, хотя, как ты сможешь это понять, ты
развращенный своими проклятыми книгами! Даю тебе слово, хозяин, я чувствую
на своих ногах лакированные туфли, перья на голове и бороду, нежную, как
шелк и пахнущую амброй. "Буон джорно! Буона сэра! Манджате макарони". Я
становлюсь настоящим Канаваро. Поднимаюсь на свой адмиральский корабль,
пробитый тысячу раз и пошел... полный вперед! Канонада начинается!
Зорба рассмеялся. Он закрыл левый глаз и посмотрел
на меня.
- Ты уж извини меня, - сказал он, - но я похож на своего деда, капитана
Алексиса, Боже, прими его душу! В свои сто лет он по вечерам усаживался
перед дверью, чтобы посмотреть на молодежь, которая шла к фонтану. Зрение у
него ослабло, иногда он подзывал девушек: "Скажи-ка, кто ты?" - "Ленио, дочь
Мастрандони!" - "Подойди-ка поближе, я коснусь тебя! Ну, иди же, не бойся!"
Девушка подавляла смех и подходила. Мой дедушка поднимал тогда руку точно до
лица девушки и нежно ощупывал его, медленно и жадно. У него текли слезы.
"Почему ты плачешь, дедушка?" - спросил я его однажды. "Эх! Ты думаешь, что
не о чем плакать, сынок, в то время как я вот-вот помру и оставлю на земле
столько красивых девушек?" Зорба вздохнул.
- Ax! Бедный мой дедушка, - сказал он, - как я тебя сейчас понимаю! Я
часто говорю себе: "Какое несчастье! По крайней мере, если бы все красивые
женщины могли умереть в одно время со мной!" Но эти потаскухи будут жить,