"Александр Казанцев(Томск). Любимая (повесть-миф)" - читать интересную книгу автора

постаревшего Сократа, он не раз пытался унизить
его, посрамить, но бросить в тюрьму так и не
решился.
Снова вырвавшие власть из рук олигархов
демократы, хоть и провозгласили торжество
свободы. вовсе не поспешили распахнуть тюремные
двери и ворота, превратить темницы в хранилища
для лучших виноградных вин, дарующих веселье и
радость: не всяк и при демократии свободы
достоин, ведь свобода не гулящая девка, готовая
каждому забросить ноги на плечи, лишь бы он готов
был, ничего иного не требующая кроме этой
готовности.
Спящий узник, укрытый бурым гиматием, угодил в
темницу малой тюрьмы на холме Пникс как
"неблагодарный торжеству демократии".
Он все-таки вырвался вдруг из крепких объятий
Гипноса, открыл круглые, выпуклые, не старые
совсем глаза, сокрушенно охнул, помотал огромной
головой, брякнув о пол ножными оковами, поднялся
с топчана, обратил лицо к маленькому оконцу
темницы, вскинул правую руку навстречу свету и
хрипловато со сна стал произносить всегдашнее
приветствие:
- Радуйся, солнце пресветлое, начиная новый день!
Наполняй живительными соками травы, все злаки и
виноградные лозы, даруй человеку радость и веру в
силы свои!
А дальше обращался он к солнцу уже не с
каждодневно повторяемыми словами:
- Прости меня, грешника, светило, что проспал я,
не встретил тебя пораньше, на восходе. Само
посуди, как мне было не проспать: сон любовный
приснился да такой, что взыграла, будто в
молодости, плоть моя! Я уж думал, кончилась
плотская сила во мне, не шевельнется уже ничто, ан
нет!.. Гляди, пресветлое, как взыграли забытые
силы во мне! - с этими словами узник, торжествуя,
приподнял полу своего хитона до пояса, но скоро
вздохнул. - А уже, считай, и показывать нечего, не
буду смущать твоего лика... Прости меня,
грешника!.. Вот и начат предпоследний мой день.
Мне бы лучше не спать вовсе, чтобы глубже
прочувствовать и осознать каждое оставшееся
мгновение, а я дрыхнул до ясного света, еще и
утеха любовная снилась!.. - тут старик разразился
вдруг странным, похожим на плач, смехом, а,
просмеявшись, прибавил. - Ты уж прости,
пресветлое солнце, старого негодника Сократа!