"Пол Керни. Путь к Вавилону" - читать интересную книгу автора

Долгие переходы. Почему все, что ему нравится делать, неизбежно
подразумевает "общую мобильность организма"? Все эти прогулки по холмам,
все подъемы к вершинам гор. Как-то он представил себе, что будет делать,
если вдруг лишится ног. Тогда он решил, что будет писать книги. Что он
полностью погрузится в творческий процесс. Но теперь... даже этого выхода
у него нет. Теперь он в ловушке.
Он остался один. Как в самом начале: один. Многого добился, многое сам
же отринул, и что осталось? Только одно: то, что было вначале.
Огромный мир превратился в какую-то зыбкую, неясную тень.
Утешение или, быть может, помеха.
Было время, когда мир книг, мир его воображения, находился совсем
рядом, - протяни только руку, - словно дожидался его, и Ривену достаточно
было просто обернуться, чтобы заглянуть в глаза... кого-то, кто явственно
присутствовал в его комнате, и увидеть ответную улыбку в этих глазах. Он
сотворил мир, населенный простыми, искренними людьми, которые понимали
добро и зло как исключительно черное или белое, безо всяких полутонов.
Там, в его книгах, все было намного проще. В его книгах существовали
высокие снежные горы и синее море; первозданный, нетронутый мир, где
всегда оставалось место для тайны... и даже, быть может, для магии. Было в
том мире что-то от Ская. Камень и вереск. И чистый воздух. Примерно то, о
чем говорил Моулси. И еще - великолепные, пусть и придуманные персонажи:
люди, живущие в этом мире так же естественно, как люди в мире реальном
водят автомобили, играют в гольф или потребляют спиртные напитки. Он едва
не погубил себя, пытаясь доказать, что он такой же, как они. Это они
побудили его стать солдатом. Это они гнали его наверх, в горы. Пока он не
сорвался и не нашел у подножия горы эту девочку, которая стала его женой.
Он потерпел неудачу в горах, но он продолжал писать, продолжал сочинять
истории об этих людях - истории, наполненные борьбой и славой,
благородством, вероломством и любовью. О да. Но он все же, по-своему,
предал этот воображаемый мир, отдав свою любовь существу из мира
реального. И он вовсе не был уверен, примут ли они его обратно теперь,
когда он терзается потерей, столь огромной, что жизнь его опустела, когда
у него не осталось ничего, кроме этих книг и персонажей, в них
действующих. С самого начала он думал, что ему, кроме них, ничего больше
не нужно, но теперь... теперь многое изменилось. Ему так хотелось, чтобы
мир был проще и чище, но Ривен чувствовал: он сам замутил, залил грязью и
кровью все то, что дало ему воображение.
Он больше не может писать. Ему не о чем писать. Совсем.


Ривен вообще никогда не отличался терпением, и его успехи в попытках
научиться ходить - как бы бурно ни восхваляли их "инструктора", Дуди с
сестрой Коухен, - для него самого были подобны успехам при проходке
тоннеля через горный массив швейной иголкой. Ривен ужасно злился и
раздражался, смутно осознавая, что его пребывание в Бичфилде подходит к
концу. Такие мысли страшили его. Он даже представить себе не мог, что
будет потом.
Ничего, мы все обдумаем в будущем году. Этот уже на исходе.
- Уже на Рождество, сэр, вы у нас сможете совершать забеги на длинные
дистанции; если кто из сестер станет вас доставать, вы всегда сумеете