"Пэт Кэдиган. Наблюдая за сменой тысячелетий " - читать интересную книгу автора

оглядывает собравшихся.
- Правильно, - говорит он, - дайте мне закончить, это очень важно. Эти
самые средства массовой информации захватили слишком много власти, вот.
Слишком много власти захватили, получается, если на тебя не смотрит поганая
телекамера, то ты никто. Ловко это у них получается, если ты не в
телевизоре, значит ты пидор.
- Ты кого пидором назвал? Сам такой! - кричит кто-то из толпы.
- Да, я не то имел в виду, - кричит чувак, но все опять начинают галдеть
и спихивают его со скамейки. Тощая, как проволока женщина с плохо
прокрашенными волосами цвета меди занимает освободившееся место и, требуя
тишины, вздымает вверх похожие на две палки руки.
- Не только СМИ, - ревет она хриплым, но внушительным голосом, - прямо
церковный орган, который смолит по три пачки в день. - Это папарацци, это
месть папарацци! ?ни давно уже объединились с темными силами, а когда мы два
года назад попытались избавиться от них, они поклялись расправиться с нами
раз и навсегда. И сделали это!
Волосатик смотрит на меня, он настороже.
- О Господи, кто оставил клетку открытой?
Не удержавшись, я улыбаюсь ему в ответ.
- А кто сказал, что она вообще закрывается?
- Чертовы папарацци! - ревет ораторша. - У них теперь есть цифровые
камеры, они сканируют все что угодно прямо в компьютер! Вот где нужно искать
пропавших - в компьютере! Не нужно направлять на нас свои камеры, уберите
свои поганые камеры! Разобьем их, пока они не засосали нас этими пылесосами,
как чертов сор, и не скинули на жесткий диск каких-нибудь онанистов, чтобы
совращать наших детей - вот чем они занимаются в этом поганом Интернете...
Я не могу понять, то ли смеяться, то ли аплодировать ее остроумию и
изобретательности, но вовремя соображаю, что буду единственной, кто смеется
или аплодирует. Все остальные сгрудились вокруг оператора и звукооператорши
в едином, искреннем порыве волнующегося людского моря. Такое можно увидеть,
разве что в кино эпопеях из жизни гладиаторов.
- Остановитесь! Остановитесь! - визжит Молли, подразумевая поначалу
нападение на своих коллег, а затем уже обращаясь к множеству страшных пьяных
рук, стаскивающих ее со скамейки. Она заваливается задом и случайно цепляет
ногой мою голову, так что я валюсь на волосатика. Мы одновременно падаем на
землю, и я не пойму, то ли он борется со мной, то ли пытается помочь, то ли
защищается, думая, что это я с ним борюсь. А может быть, это вообще не его
руки.
Я закатываюсь под скамейку и сворачиваюсь калачиком, зажмуриваю глаза,
стискиваю зубы, сжимаю сфинктер, стараясь не слышать, как съемочную группу
разрывают на части, ожидая услышать звон разбитого стекла, когда они
приступят к надругательству над камерой...
Время идет; в отдалении я слышу выстрелы. Нет, это Англия и Новый год, -
это салют. Я еще слышу...
Я ничего не слышу, кроме стука собственного сердца. Сначала я не могу
поверить в это и прислушиваюсь повнимательнее. Салют в отдалении; никаких
криков, никакого звона разбитого стекла, никаких сирен. На это уходит
вечность, но, в конце концов, я заставляю себя разогнуться и разжать все,
кроме глаз. Потому что не хочу видеть то, что совершила пьяная орда,
объединенная общей целью, для того, чтобы искоренить педофилию в Интернете.