"Константин Кедров. Поэтический космос" - читать интересную книгу автора Но любовь меня за руку взяла.
В дверь ударил я во тьме глухой, И спросили: "Кто входит здесь в час такой?" Сорвала завесу с меня любовь, И упал с души телесный покров) Предо мною чертог. Не чертог, о нет! Предо мною сияние всех планет... Небосвод перед этим царством мал, Я глядел. Предо мною и прах блистал. Семь халифов со мною в зданье одном... Это семь планет и одновременно сердце, печень, легкие, желчный пузырь, желудок, кишечник, почки. Первый - это полудня, движения царь. Стран дыханья, живого стремленья царь. (Сердце) Красный всадник - витязь учтивый второй. (Легкие) Третий скрыт под яхонтовой кабой. (Печень) Дальше - горький юноша-следопыт. (Желчь) Пятый - черный, что едким отстоем сыт. (Желудок) Словно жирный ловчий, халиф шестой, Сел в засаду и мечет аркан витой. (Кишечник) А седьмой - с телом бронзовым боец, Весь в броне из серебряных колец. (Почки). Были мошками все. Быть свечой только сердцу дано. Все рассеяны были, но собранным было оно. Это сердце-солнце оказывается как бы точкой соприкосновения нутра и неба. Здесь, поднимаясь ввысь, окажешься внизу, опускаясь вниз, окажешься на вершине; погружаясь во тьму, выйдешь к свету; проникая в узкое пространство, войдешь в бесконечность. Таково, в частности, пространство "Божественной комедии" Данте. Все необычные свойства такого мира отчетливо видны и в русской сказке. Узкое пространство дупла или колодца по своему местонахождению соответствует горловине хрустальной чаши. В той же "Сокровищнице тайн" Низами есть глава "О вознесении пророка", где вознесение на небо сравнивается со спуском в колодец библейского Иосифа. Этот спуск-восхождение весьма знаменателен, поскольку дает возможность проследить за звездным путем героя, подробно представить весь небесный маршрут. Поначалу речь идет об оставленном внизу скакуне. Это созвездие Пегаса - русский Сивка-бурка. Скакуна с его стойлом высоким внизу он оставил, О попоне заботу оставшимся здесь предоставил. |
|
|