"Лаура Кинсейл. Госпожа моего мердца " - читать интересную книгу автора

его согласие. Теперь у него больше не было жены. Настоящей жены. Собственно,
теперь он даже не знал, женат он или нет.
- Можешь встать, сын мой, - сказал епископ. Рук встал. Он начал было
кланяться, отступая назад, но прелат поднял руку.
- Сир Руадерик. Верите ли вы, что видения этой женщины идут от Бога? -
спросил он мягко.
- Да, мой господин, - Рук знал слишком хорошо, что надо отвечать
уверенно и твердым голосом. Любой другой ответ был бы понят как
свидетельство того, что ее видения посланы дьяволом.
- Вы последовали за ней, чтобы проповедовать вместе?
- Она моя жена, - сказал Рук, однако почувствовал сомнение и добавил: -
Была женой. И я не мог... мой господин, позволить ей уйти от дома так далеко
одной.
- И вы не требовали от нее остаться дома, чтобы хранить очаг семейной
жизни?
Рук чувствовал стыд и позор от того, что не смог заставить ее остаться
дома, что он, муж, не смог приказать своей собственной жене.
- Ее видения призывают ее, - сказал он в отчаянии. - Она слуга самому
Господу.
Его слова замерли, и воцарилась абсолютная тишина. Он чувствовал, что в
душе все смеялись над ним, над его странными объяснениями.
- И вы дали ей торжественную клятву целомудрия пять недель назад по
дороге в Реймс?
Рук беспомощно смотрел на епископа.
- Повинуясь видениям этой женщины, - настойчиво повторил епископ, - вы
храните целомудрие в вашем браке?
Рук опустил голову:
- Да, - пролепетал он, глядя на яркие кафельные плиты пола. - Да, мой
господин.
- О! Не думаю, - произнес веселый женский голос. - Он совсем не
целомудрен. Наоборот, он готов к прелюбодеянию и даже совершает его.
Потрясенный Рук застыл, не веря своим ушам.
- Нет, я никогда не... - слова застряли у него в горле, когда он,
повернувшись, понял, кто обвинял его. Это была та самая дама с соколом.
Сейчас она стояла в одном роде (5,03 метра) от него.
Она шагнула вперед, бросила взгляд на него через плечо и сделала
реверанс епископу. Ее глаза, окруженные длинными черными ресницами, были
светло-голубыми. Не чисто голубыми, а отливающими сиреневым оттенком ее
платья. Ее возраст трудно было определить. С одинаковым успехом она могла
оказаться юной, как Изабелла, или старой, как вечность. На клобучке ее
сокола сияли изумруды.
Рук почувствовал, что его лицо запылало.
- Я не прелюбодействовал, - сказал он хрипло.
- А разве мысль не такой же грех, как деяние? - спросила она, обращаясь
к епископу, но глядя на Рука. Ее чистый голос резонировал в зале.
- Это справедливо. Но если у вас нет иных свидетельств, то это дело
касается отпущения грехов на исповеди.
- Конечно, - она улыбнулась равнодушной и спокойной улыбкой и,
приподняв свои юбки, стала отступать. - Боюсь, что я зашла слишком далеко в
своих предположениях. Я просто лишь хотела уберечь ваше святейшество от