"Джеймс Кейн. Бабочка" - читать интересную книгу автора

отправившись в искать лучшей доли в Калифорнии, и именно это их путешествие,
по моему замыслу, и должно было стать главной темой всего повествования;
жалкое существование, жизнь в скорбях и лишениях на фоне всеобщего
калифорнийского оптимизма и благополучия; в конце концов, одним ясным,
солнечным днем, в закусочной появляется молодой человек, ставший виновником
всех их несчастий, он заказывает омлет и оказывается лицом к лицу с
разъяренным отцом обманутой им девушки.
Оставшись вполне доволен этой фабулой, в начале 1939 года я отправился
в Хантингтон и там изъездил вдоль и поперек берега обоих притоков реки,
совершая прогулки по знакомым местам, подбирая по дороге попутчиков, навещая
друзей, подмечая изменения, произошедшие за время моего отсутствия,
присматриваясь ко всему. Вернувшись на Запад, я начал писать, дело быстро
продвигалось. И тут мистер Стейнбек издал свои "Гроздья гнева". Отказаться
от уже начатого проекта было нелегко, но иного выхода у меня не было - по
крайней мере, так мне тогда казалось - и я начал работать над чем-то еще.
Мало-помалу, отголоски незаконченной книги начали проявляться в других
произведениях: ресторан на пляже в "Милдред Пирс" ("Mildred Pierce"),
ныряльщики, достающие утопленника в "Милом обмане любви" ("Love's Lovely
Counterfeit"), мятущаяся душа в "Былом бесчестье" ("Past All Dishonour"),
загнанный в угол, обреченный человек, спешащий изложить на бумаге свои
откровения, прежде, чем случится неизбежное - хотя к этому приему я прибегал
и раньше, так как зачастую его выбор бывает продиктован столь любимым мною
повествованием от первого лица.
Но прошлым летом, когда рукопись "Былого бесчестья" находилась на
рассмотрении у различных экспертов, которые должны были одобрить ее, прежде,
чем она попадет к издателю, я на какое-то время остался не у дел. И тогда от
нечего делать я принялся пересказывать "Бабочку" одному своему знакомому,
который внимательно меня выслушал, потом еще какое-то время молча раздумывал
над услышанным, а затем как-то странно посмотрел на меня и сказал:
- Теперь я понимаю, почему литераторы так редко пишут про инцест.
- Почему же?
- А потому, что такое происходит сплошь и рядом, но только не на деле,
а в мыслях. Отцы влюбляются в собственных дочерей. Ты точно подметил в своей
"Серенаде" про пять процентов первобытности, присущей каждому человеку вне
зависимости от того, насколько мужественным он сам себя ощущает. Но только
если отец при этом является еще и писателем и сочиняет историю про инцест,
то ему так и не удается побороть в себе страх того, что произведение может
получиться черечсур правдоподобным, и тогда все его друзья и знакомые тут же
догадаются о его тайных желаниях. Но ведь у тебя нет детей, и лично я
считаю, что ты совершил большую глупость, бросив эту книгу.
- Если после переезда семьи Джод, мне придется еще и семейство Тайлера
отправить в путешествие, то я этого просто не переживу.
- Честно говоря, если тебя интересует мое мнение, лично я считаю, что
переезд семейства Тайлер - это просто скука несусветная и редкостная чушь, а
все эти их калифорнийские злоключения и того хуже, и со временем, ты
наверняка сам вычеркнул бы их - здесь просматривается вопиющие противоречие
между твоим описанием их потухших взоров и твоими же описаниями великолепных
пейзажей. В основе этого произведения лежит история человека, влюбленного в
свою собственную дочь, так что чем дольше действие будет развиваться в
глуши, близ горного ручья, где это выглядит весьма правдоподобно, тем лучше.