"Сюльви Кекконен. Амалия " - читать интересную книгу автора

считает барахлом, как и Амалию? Таким же барахлом, которое принимает мужчина
иной раз для того, чтобы завладеть домом? Локоть Амалии саднит, рука ноет, и
сердце тоже. "Ах, сатана, сатана!.." - машинально повторяют ее губы.
Онемевшими руками толкает Амалия тяжелый велосипед по крупному гравию.
Передняя шина разрезана стеклом. Теперь уже не обойдешься простой заплатой.
Наверно, это был осколок бутылки. Кто-то прямо на дорогу выбросил бутылку из
окна проходящего автобуса. Надо бы найти это стекло и закинуть подальше в
болото, а то кто-нибудь еще напорется на него босой ногой. Амалия сердится
на себя за то, что не сделала этого сразу. Но возвращаться теперь, искать
осколок, пожалуй, не стоит, хотя нет-нет да и приходит ей в голову
беспокойная мысль: "Надо вернуться..." Она знает, что многое в ее жизни
получается не так, как надо. И вот чувство, похожее на раскаяние, наконец
побеждает в ней ярость...
Амалия переводит велосипед на колею, накатанную колесами автобусов. Шаг
становится шире, идти легче. Надо спешить домой, ее ждут вечерние работы и
сын. Антти играет теперь там же, где когда-то играла в детстве сама Амалия:
на лужайке во дворе имения или в тупичке между амбарами и хлевом. Кертту не
нравится, что ее Эльви играет в тупичке, в котором почти не бывает солнца.
Но Амалия заметила, что летом дети часто играют именно там, где прохладно. В
свое время мать Амалии никогда не запрещала детям играть, где им нравится.
Чудесное существо эта Кертту, думает Амалия, хорошо, что брату Пааво
досталась такая жена! Красивая Кертту, такая тоненькая и тихая. Пааво выбрал
себе подругу, совсем не похожую на него. И все же он полностью доверил
Кертту управление домом. А Кертту не хочет поручать какую-либо работу детям.
Ведь и ее в детстве не принуждали к труду. Амалию же с малых лет заставляли
очень много работать, и она уже тогда поняла, что родилась на свет именно
для работы. Все-таки своему сыну Амалия желала более беззаботного детства,
чем выпало на ее долю.
Таави тоже был совсем ребенком, когда поступил в имение Ээвала в
мальчики. Амалия была старше Таави на пять лет. Потому-то хозяйки в свое
время и говорили: "Уж, кажется, великовозрастной дочери Ээвала следовало бы
хорошенько подумать, прежде чем запутывать свои дела до того, чтобы
беременной идти под венец с несчастным батраком".
То же самое довелось услышать однажды Амалии, когда Ээва разговаривала
с тетушкой Ийдой. "Вот дура Амалия, - говорила Ээва, - доигралась, и теперь
пришлось ей идти замуж за самого последнего батрака. Да и любви-то настоящей
у них не было. И вообще, что она понимает в любви?.." А тетушка рассердилась
тогда и ответила: "Работать на совесть - вот это Амалия понимает. От работы
она никогда не отлынивала: помогала и на конюшне, и в хлеву, да и с
домашними делами неплохо управлялась. А во время болезни матери и хлебы
пекла, и белье стирала. Она не проводила вечеров, как ты, за чтением разных
любовных историй. Я тоже в любовных делах не слишком много понимаю, но муж
есть и у меня, и живем мы в мире и согласии. А детей нет, бог не дал".
Насколько известно Амалии, больше Ээва о ее браке ни с кем не говорила.
Вероятно, она уже тогда пожалела, что распустила язык и рассердила тетушку.
Говоря с матерью, Ээва, конечно, не забывала взвешивать каждое слово, но
тетушка Ийда гораздо моложе матери; веселая, жизнерадостная, она всегда
обращалась с племянницами как старшая сестра. Но все же давала им понять,
что в их отношениях должна быть какая-то граница, которую не следует
переступать. А мать вообще была настолько суровой и замкнутой, что даже отец