"Даниэль Кельман. Убить" - читать интересную книгу автора

Вот и калитка. Он остановился, открыл дверцу, вошел. Возле дома алели
цветы, на лужайке нежилась кошка, вытянув лапки вверх и тихо мурлыкая. Он
наклонился и почесал у нее за ухом, та стала ласкаться к руке. Трава
колыхалась, и кусты, и цветы... Он расправил плечи. Ветер! Да, прохладный,
подвижный воздух, он лился с востока, и в нем раздавались приглушенный рев
моторов и (так скоро?) завывание сирен. Ну и лай, конечно. Он застыл на
месте и посмотрел за забор. Потом улыбнулся.
В гараже было темно - только через открытую дверь пробивалось немного
света, одна из двух лампочек перегорела, - пахло плесенью, сыростью и
бензином. Но он быстро нашел то, что искал: на деревянной полке лежали
старые инструменты, перчатки, мотки проволоки. Паук в испуге взбежал на
стену и скрылся в щели; расставленная им сеть прилипла к пальцам; он стиснул
зубы, стараясь подавить накатившую волной тошноту, и это далось на удивление
легко, легче, чем когда-либо. Вот она, коробка, еще наполовину пустая. Белый
порошок с резким запахом. "Беречь от детей". А вот и пластмассовая тарелка,
немножко грязновата, но это все равно.
Потом он вернулся в дом. Телевизор выключен, сестры и след простыл,
стол накрыт. Прошел на кухню.
Мать стояла у плиты в фартуке, с ложкой и в меховых тапочках; он даже
на нее не взглянул.
- Отойди от холодильника! - заволновалась она. - Сейчас будем есть. Что
ты там схватил?
- Ничего, - сказал он и закрыл дверцу холодильника. Он держал колбасу
так, что мать не могла ее видеть. - Ничего! - повторил он. И вышел.
Сел на траву, прислонившись спиной к стене дома. Потом кружками нарезал
колбасу; получилось не очень тонко, вдобавок он чуть не порезался.
Осторожно, чтобы ничего не просыпать, наполнил тарелку крысиным ядом из
коробки. Пальцем перемешал порошок и куски колбасы, стараясь все равномерно
распределить.
Встал. Ветер задул сильнее, приходилось прикрывать тарелку рукой; но
все равно немножко порошка сдуло, и поднялось белое облако пыли. Теперь от
тюльпанов исходил сильный аромат. Кошка гонялась за красной бабочкой, может,
все той же.
Он перевесился через забор. Он сделал это впервые.
- Эй! - крикнул он. - Слышишь меня? Эй!
И вот она появилась. Рычащая тень устремилась вперед и бросилась на
забор с таким неистовством, что проволочная сетка заскрипела.
- Хорошо! - приговаривал он, опускаясь на колени. - Хочешь есть?
Под забором была маленькая щель, сантиметров пять. В детстве он боялся,
что рано или поздно пес в нее пролезет. Для тарелки в самый раз. Ее ведь
надобно еще втянуть назад; уж он-то не оставит следов.
Он выпрямился. Овчарка уже не скалила зубы и даже не рычала. На него
смотрели налитые кровью глаза. В последний раз. После всех этих лет - в
последний раз. Собака, навострив уши, наклонила голову. И принялась есть.
А он развернулся, запустил руки в карманы и побрел к дому. Сирены еще
гудели, то усиливаясь, то снова стихая; прислушавшись, можно было различить
полицию и "скорую". В ближайшие дни наверняка придется поволноваться. Не
исключено, что до него доберутся. В худшем случае он будет отнекиваться,
будет все отрицать, и они ничего не докажут. Для отпечатков пальцев кирпич
слишком шершавый. И вдруг он почувствовал свое превосходство над ними. Кошка