"Джеймс Келман. Перевод показаний" - читать интересную книгу автора

событие, другое событие. Возможно ли. Пока принес только меня, а я был им не
нужен. Раздражал их. И все же интересовал, вдруг стану выбирать столик, как
совершится выбор, может он выберет как раз меня, который так искусно накрыл
вон этот столик, но выбрал тот, не этот. Вот я сажусь, между кухней и
входом. А почему с этой, ближней к ним стороны, почему не в целой миле от
них, почему не дать им передышку, так они думали. Я просто видел мозги в
голове этого человека, как они бьются о черепушку, выпустите меня,
выпустите, не могу я оставаться на этой работе, это и не работа вовсе, разве
человек может так жить, я ухожу, уеду в Германию, в Копенгаген, мне
говорили, в Осло отлично, в Амстердаме люди тебя уважают. Да, да, туда и
поеду. Поеду туда. А почему не в Париж. В Париж. Или в Лондон, в Америцу, в
Нью-Йорк, один мужик из родной деревни уехал в Нью-Йорк, друг нашего деда,
много лет назад, дед подарил ему на прощание подарок, свою рубашку, очень
хорошая была рубашка, А бабушка на него не стерпела и говорит, У тебя нет
рубашек для других, у этого хоть билет был, чтобы в Америку ехать, а у тебя
ничего.
И снова в прошлое, нескончаемое, какое там будущее, какая еще будущая
жизнь, нет ничего, одно продление, если оно возможно. Мне следовало
успокоиться, это все же мои нервы, собственные, чего же ногти-то грызть, у
меня были сигареты, одну сейчас, одну потом, и деньги на сигареты потом, да,
это придет, и будущее тоже придет. Сидя за столиком, мне видна была гавань,
но только сбоку, а за окном проулок, путь, которым она безопасно до меня
доберется. Теперь лакей, немолодой такой, вроде бы пошел к моему столику, но
не дошел, а просто передвинул одно кресло и вернулся к другим лакеям, не
взглянув на меня, я для него не существовал. Староват он был для такой
работы. Самый умный из них. И все равно, штаны его лоснились и рукава
рубашки, манжеты, из них нитки торчали. Всю жизнь пробыл лакеем, так и не
продвинулся. Это его окончательная возможность. И все равно не годен, не для
этой работы. Нет, он даже улыбнуться не мог, не научился, как это делается.
Он говорит жене, я даже улыбаться не умею.
Ты должен попробовать.
Я пробую.
Нет, ты не пробуешь, не пробуешь, если бы так, иначе, тогда бы мог.
Тут он умолкает. Ответить-то нечего.
А она продолжает. Ну ты же должен попробовать.
Я попробую.
Ты должен. Это твоя окончательная возможность.
Но это всегда было ему не по силам, не умеет он улыбаться, даже этого
не умеет. И вот теперь он, в средний период своих дней, наблюдает за
молодыми людьми, желает им лучшего, внушает им запросы, не принимайте, не
соглашайтесь с такими ожиданиям, они низкого уровня. Кто вам внушает, чьи
это ожидания, что начальство, какое начальство. Он говорит молодежи, они не
должны брать его за пример, ну если только за плохой. Не становитесь вроде
меня, это превыше всего.
И тут сразу история про его брата или про дядю, что-то там насчет дяди,
или про отца жены, старика, теперь уже умер, давно, про его мечты. И
женщины, все сразу, их истории, на что они, эти люди, почему не идут из
головы, уходите, пожалуйста, уходите.
Эти лакеи не обслуживали. Лакеи, которые там были, они меня не
обслуживали.