"Роберт Кемпбелл. Волшебник Хуливуда ("Хуливуд" #4) " - читать интересную книгу автора

приписывалось влиянию его мужеподобной матери - хозяйки и управляющей семи
трущобных домов на Южной стороне, совершенно подчинившей себе изнеженного
муженька, торговавшего мехами на Карсон-Пири-стрит.
Люди там жили простые - и о гомосексуализме, равно как и о других
противоестественных девиациях думали они тоже просто. Если ты наряжаешь
мальчика как девочку, если все время обнимаешь и целуешь его, учишь
танцевать на цыпочках и заставляешь читать драматические монологи на
публику, да к тому же водишь в католическую церковь, в которой наряженный в
женское платье мужик только и делает, что толкует о Небесах, на которых нет
ни малейшего различия между мужчинами и женщинами, парящими в воздухе на
радужных крылышках, - то нечего удивляться, что твой сынок рано или поздно
станет педиком.
После этого инцидента Мэнни Гоч старался не спускать с сына глаз, но
раз испробованное занятие пришлось маленькому Кении явно по вкусу - и в
скором времени он начал прогуливать школу, коротая дневные часы в обществе
"голубых", постоянным местом сбора которых были улицы, прилегающие к
Северной дамбе. Прошло не слишком много времени - и Кении, которому едва
исполнилось четырнадцать, сбежал из дому, погубив тем самым мать и опозорив
отца.
По словам Эба Форстмена, Кении добрался до Четырех Углов в Голливуде и
оказался там на новенького - выходец из большого города, что здесь
встречалось сравнительно редко, обладающий, к тому же, смешанным шармом
полуеврея-католика.
Произошло это в январе 1984 года.
А в августе того же года, вспомнил Риальто, семилетнюю племянницу
Айзека Канаана похитили с площадки для игр всего лишь в одном квартале от
дома.
И лишь в декабре ее истерзанное тельце нашли на могильном камне
Голливудского кладбища.
О том, когда именно Кении Гоч начал носить красные платья и сандалии из
крокодиловой кожи и именовать себя Гарриэт Ларю, никаких данных не было.
Сидя в кресле, Риальто устал и страшно соскучился. А может, этот
ублюдок не проснется до самой смерти, подумал он. Подавшись чуть ближе к
больничной койке, он увидел, что из-под подушки высовывается лист розовой
бумаги. Будучи человеком по природе своей любопытным и к тому же не зная,
чем заняться, он осторожно ухватил край листа двумя пальцами и вытащил
конверт того типа, в каких рассылают поздравительные открытки... что и имело
место в действительности. Поздравительная открытка с приторно-сладким лесным
пейзажем на глянцевой стороне и с какими-то птичками по всему полю на
тыльной, и тут же обязательный сентиментальный стишок, и тут же фраза,
вписанная красными чернилами: "Я люблю тебя, но мне страшно". И подпись -
"Пуч".
Риальто, подавшись вперед всем телом, придвинул кресло еще ближе к
постели.
- Эй, парень, как дела? - тихо и мягко сказал он.
А когда ответа не последовало, он привстал в кресле и перегнулся через
спящего, стараясь еще раз заглянуть ему в лицо, чтобы понять, не дрогнули ли
его черты. Парень лежал, скорчившись, - так, бывает, убирают голову в плечи
воины на поле боя, чтобы смерть ненароком не избрала самого рослого.
- Дела на нуле, - сам себе сказал Риальто.