"Кэндзабуро Оэ. Опоздавшая молодежь" - читать интересную книгу автора

свою волю, старались мысленно проникнуть внутрь кокона. И мне хотелось,
чтобы эта наполненная тишиной тьма тянулась долго-долго, чтобы ночь длилась
вечно и мы не выходили из воды. Я даже желал внезапной смерти и всей
природе, и нам самим. "Но утро неизбежно наступит, и на пересохшей
деревенской улице вооруженные до зубов американские солдаты, примчавшиеся
сюда на своих "джипах", поднявших тучи пыли, будут зверски убивать и
насиловать, превращать в мишени для стрельбы покорно и безропотно
дожидающихся их жителей деревни, не оказывающих никакого сопротивления. Ох,
если б эта ночь длилась вечно, если бы рассвет никогда не наступил!" Я
чувствую, как начинаю дрожать.
Брат тоже дрожит, у него стучат зубы.
- Если бы мы были цикадами, - смущенно говорит он тихим голосом.
- Мы же люди, - говорю я. - Если мы бы были цикадами, то цеплялись бы
за эти корни и вылуплялись из кокона - ты об этом подумал? Мы люди. Людей
зверски убивают и насилуют. Взрослые хоть сражаются и умирают на поле боя, а
нас, безоружных, ни за что, ни про что зверски убивают. Только потому, что
мы люди.
- А если б цикады? - плачущим голосом говорит брат, испугавшись моего
сердитого тона.
- Мы люди. Давай ловить рыбу, - говорю я, жалея, что довел брата до
слез.
Разбрызгивая воду, мы пошли к мели. Брат бросился в воду и погрузился с
головой, чтобы я не увидел его слез. Я сделал вид, будто не заметил, что он
плачет. Я и сам, может быть, готов был разреветься, как девчонка. И поэтому
изо всех сил старался не обращать внимания на его слезы. Мы квиты. Мы
взобрались на плоский сухой валун, торчащий из воды, и, осторожно
перескакивая с камня на камень, чтобы не пораниться о торчащие острые
обломки, добрались до песчаной отмели и стали искать заводь, где любит
прятаться рыба. Смотрю вверх - на мосту ни души. С деревенской улицы тоже не
доносится голосов. Такое ощущение, будто в долине умерли все звуки, кроме
стрекота насекомых и одиноких криков птиц. Казалось, к ним лишь
примешивается шум наших шагов и плеск воды.
- Тихо как, а?
- Нет собак - некому лаять, - говорит брат.
- Нет курсантов - некому петь, - говорю я, чтобы рассмешить брата, но
он, сделав вид, что не расслышал, весь ушел в поиски заводи. Курсанты любили
брата. Когда их увезли от нас, он убежал в лес и проплакал до ночи. И теперь
он старался не вспоминать курсантов, дружбой с которыми так гордился.
- Ого, тут точно есть рыбьи норы, - шепчет брат, взбираясь на огромный
камень.
- Хорошо, - говорю я, тоже останавливаясь.
- Смотри, светлячки.
- Ведь мы, кажется, пришли ловить рыбу? - говорю я сердито.
Я чиркаю спичкой - огонек и вонь. В кружке света от спички появилось
перепачканное тиной унылое лицо брата. Окунулся, а бороздки от слез по обеим
сторонам носа.
Брат поднял на меня сощуренные глаза. Я попятился и отвел от лица
горящую спичку.
- Давай факел!
Брат переворачивает до половины намокший пучок хвороста и протягивает