"Этгар Керет. Дни, как сегодня" - читать интересную книгу автора

строк) в яркий, буквально кинематографически объемный клип. Его телеграфный
стиль позволяет передать максимум эмоций посредством минимума лексического
объема. Все очень динамично, как бы осязаемо выпукло, эмоционально и очень
узнаваемо, близко каждому. Проза Керета проста, он пишет короткими,
лапидарными фразами. Несмотря на некоторое увлечение игрой речевыми клише и
сленговыми штампами, иврит молодого прозаика легок, но выразителен. Это
повседневный язык, на котором говорит сегодня израильская молодежь. Этот
вариант ивритского койне[1] отличается целым рядом отступлений от
нормативной грамматики, обилием англицизмов и арабизмов, присутствием
армейского сленга, аббревиатур, он перегружен инвективной лексикой.
Вместе с тем, писатель использует очень точные глаголы, которые создают
стремительную динамичность действия, а его определения - емкие, с широким
спектром возможного толкования, для создания нужного автору в данной
ситуации смыслового и эмоционального окраса ("Я и Людвиг убиваем Гитлера без
причины", "Моторизованный патруль", "Мой брат в тоске"). Прозаик также
сознательно комбинирует разговорный иврит с литературным ("Сумасшедший
клей", "Девушка Корби", "Психодром"), что, по его собственному признанию,
позволяет создавать и реально-фантастические ситуации. "Я полагаю, - говорит
Керет, - что не существует плохого или хорошего языка. Я не считаю
правильным ограничиваться только нормативным ивритом, поскольку все должно
служить лексическим инструментом. Моим огромным желанием является создать
фразеологические структуры, которые могут быть интерпретированы по-разному,
но в каждом варианте содержался бы единый момент истины".
В рассказах Керета немало описаний сцен насилия ("Без политики",
"Аркадий Хильвэ едет на автобусе № 5", "Моторизованный патруль", "Сын главы
Мосада", "Мой брат в тоске", "Девушка Корби", "Заряжен и на предохранителе",
"Менструальные боли"), однако автор считает это повседневным явлением в
израильском обшестве. Он объясняет это так: "Говорят, что я заимствовал
насилие из американских фильмов. Но посмотрите на израильскую
действительность - то интифада, то самоубийца-хамасовец взрывает бомбу. Нас
не надо учить насилию, оно часть наших будней".
Ряд рассказов Керет посвятил армии - одному из центральных
государственных институтов в Израиле. Сделано это не из каких-то
конъюнктурных общественно-политических соображений или, тем более,
социального заказа - от этого Керет далек, как никто. (В одном из наших
телефонных разговоров он с присущей ему иронией сказал: "Когда я слышу слова
"сражаться, война", мне хочется спрятаться под стол...") Дело в том, что
молодой человек, мужчина, оказавшись в непростой атмосфере напряженной и
полной опасностей (израильская армия - фактически постоянно воюющая)
армейской жизни, или теряет себя, ломается, или мужает и крепнет ("Кохи",
"Кохи 2", "Дни, как сегодня", "Заряжен и на предохранителе"), в любом
случае - переживает и проявляет самые сильные эмоции. При этом Керет не
упускает возможности показать традиционные для любой армии проявления
бестолковщины, казенщины и бюрократизма ("Кохи 2", "Хозяин дома сходит
ума").
Одновременно - рассказы Керета гуманистичны, в них ощущается непрямое,
но явное осуждение насилия, экстремизма, нетерпимости, и не только к
носителям разных религиозных или политических взглядов, вообще - другим,
порой просто не таким, как большинство ("Шломик-Гомик", "Каценштайн", "Никто
не понимает квантов"), - то есть всех тех негативных