"Серен Кьеркегор. Страх и трепет" - читать интересную книгу автора

(который ради спасения научного знания будет готов проделать с другими
произведениями то же, что Троп, "ради спасения хорошего вкуса", великодушно
проделал с "Уничтожением человеческого рода",[5]), внесет его во все эти
разделы и сделает это так же решительно, как тот человек, который, желая
сослужить службу науке о знаках препинания, так поделил свою речь,
подсчитывая в ней слова, что на каждые пятьдесят приходилась одна точка, а
на каждые тридцать пять - точка с запятой. Я впадаю в состояние глубочайшего
преклонения перед каждым систематическим разметчиком; нет, это не система,
это не имеет ни малейшего сходства с системой. Я желаю всего наилучшего
системе и всем датчанам, интересующимся такими всеобщими предприятиями[6]
ибо этому никогда не стать настоящей башней.[7] Я желаю вам всем и каждому в
отдельности счастья и благополучия.
С уважением, Иоханнес де Силенцио
* - "[говоря] поэтически и изящно" (лат.). - Здесь и далее подстрочные
примечания переводчика, в отличие от авторских, отмечены знаком тире после
звездочки. Цифры служат отсылкой к комментариям переводчиков, помещенным в
конце текста.

ОБЩИЙ СМЫСЛ[8]

Жил некогда человек, который еще ребенком услышал эту красивую повесть
о том, как Бог испытывал[9] Авраама, и о том, как тот выдержал испытание,
сохранил свою веру и во второй раз, вопреки всем ожиданиям, обрел сына. Став
старше, он прочел эту повесть с еще большим изумлением, ибо сама жизнь
разделила то, что в благочестивой простоте ребенка было еще соединено
воедино. И чем старше он становился, тем чаще его мысли обращались к этой
повести, его воодушевление становилось все сильнее и сильнее, и вместе с тем
он все меньше и меньше был способен ее понять. Наконец он отбросил все
остальное; в душе его оставалось лишь одно желание: увидеть Авраама - и лишь
одна страсть: стать свидетелем этих событий. Его желание заключалось не в
том, чтобы созерцать ту прекрасную местность на Востоке, не в том, чтобы
увидеть земное великолепие благословенной страны или ту богобоязненную
супружескую пару, чью старость благословил Господь, не тот достойный
почитания образ старого патриарха, не кроткую юность Богом посланного
Исаака, - ему было бы все равно, случись это все в бесплодной пустыне.
Стремление его состояло в том, чтобы следовать за ними в трехдневной
поездке, когда Авраам ехал, с печалью глядя перед собой, и Исаак был подле
него. Его желанием было находиться рядом в тот час, когда Авраам поднял
глаза и увидел вдали гору Мориа, в тот час, когда он отпустил ослов и один
взошел на гору с Исааком; ибо то, что им двигало, было не искусственным
трепетом фантазии, но содроганием мысли.
Этот человек не был мыслителем, но не чувствовал в себе порыва, который
побуждал бы его выйти за пределы веры; ему казалось наиболее славным
остаться в памяти как ее отец, и обладание этой участью представлялось ему
достойным зависти, даже если бы о том никому не было известно.
Этот человек не был ученым экзегетиком, он не знал иврита; знай он
иврит, он, наверное, с легкостью понял бы и эту повесть, и самого Авраама.

I