"Джек Керуак. Протекая сквозь... (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

Он тоже жил жизнью спокойной.
Как всегда неторопливый, вечно одна и та же история, вот стоит он
сутулящийся и худощавый, поглощенный бесконечными поисками в карманах
пальто, ящиках комода, чемодане, под коврами и ворохом газет своих
бесчисленных заначек торча - Он говорит мне "Такие вот дела, мне тоже
хочется мирной жизни - Наверное у тебя есть твое искусство как ты
говоришь, хоть и не похоже на то" (косясь на меня из под очков чтобы
посмотреть как мне эта его шуточка) "но у меня есть мой дозняк - И пока у
меня есть мой дозняк, я совершенно удовлетворен тем что могу сидеть
спокойно дома и читать Очерки истории Г. Уэллса, которые я перечитал
кажется уж сотню раз - И мне вполне достаточно чашечки Нескафе под рукой,
газеты, бутерброда с ветчиной по случаю, и парочки колес барбитуры на сон
грядущий, м-м-м-м-м" -
Каждый раз заканчивая фразу Гэйнс издает это "м-м-м-м-м", дрожащий глухой
стон торчка, стон какого-то тайного смеха или удовольствия от удачно
законченной фразы, законченной с некоторым шиком, как в этом случае
"парочки колес барбитуры" - Но даже говоря "Пойду-ка я что ли спать", он
добавляет это "м-м-м-м-м", и ты понимаешь что это просто такой его способ
пропеть сказанное - Вроде как, представьте себе индийского певца
выпевающего этот звук под ритм таблов и дравидийских барабанчиков. Старый
гуру Гэйнс, первый из множества подобных персонажей встретившихся мне с
тех наивных времен - И он продолжает похлопывать по карманам своего халата
в поисках утерянной кодеинетты, забыв что уже проглотил ее прошлой ночью -
У него есть типичный наркомански унылый комод, с зеркалами в полный рост
на обеих скрипучих дверцах, внутри него висят поношенные нью-йоркские
одежки чьи карманы после 30 лет наркомании можно уже выпаривать на ложке -
"Во многих отношениях", говорит он, "есть много общего между так
называемым торчком и так называемым художником, оба они хотят чтобы их
оставили одних, в покое, наедине с тем что им нужно больше всего - Они не
носятся как угорелые ища чего бы такого им сделать, потому что самое для
них важное у них внутри, и часами могут сидеть без движения. Они
восприимчивы, так сказать, и не гнушаются чтением хороших книг.
Посмотри-ка на эти картины Ороско, которые я вырезал из мексиканского
журнальчика и повесил на стену. Я все время их рассматриваю, я их люблю -
М-м-м-м-м-м".
Он поворачивается, высокий и похожий на чародея, и начинает делать себе
бутерброд. Длинными тонкими белыми пальцами он подцепляет кусочек хлеба,
ловко, будто пинцетом. Затем кладет на хлеб ветчину, тщательно ее
укладывая и подравнивая, эта медитация длится почти две минуты. Потом он
кладет сверху еще один кусочек хлеба и относит бутерброд к себе на
кровать, садится на ее край прикрыв глаза и размышляет о том, способен ли
он его съесть, с зарождающимся м-м-м-м-м-м. "Точно тебе говорю",
произносит он начиная вновь свои поиски старой ватки в прикроватной
тумбочке, "у торчка и художника есть много общего".

5

Окна его комнаты открываются прямо на мостовую Мехико, по которой проходят
тысячи парней, ребятишек и тараторящих людей - С улицы видны его розовые
занавески, похожие на занавеси персидских покоев, или цыганской комнатушки