"Алим Кешоков. Вершины не спят (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

- На кого ты хочешь жаловаться?
- Ну, это не твоего короткого носа дело. Твое дело, мальчишка, учить
писать, а кто на кого пишет - это не твое дело.
Лю ответил, что нужно знать тридцать две буквы.
- Значит, по одной букве в день, - прикинула Чача.
Хорошо ли, плохо ли она выучила буквы, но теперь опять заупрямилась.
Сначала она наотрез отказалась идти в аулсовет.
- Пусть лучше мои ноги отсохнут, не переступлю я порог большевистского
старшины.
По старинке Чача называла председателей аулсовета старшинами. Она
утверждала, что разница между старшиной в прежние времена и председателем
Советской власти только в том, что старшина брал за самогоноварение тем же
самогоном, а Нахо сверх этого еще забирает бак, трубки, которые так трудно
достать, да еще требует какой-то штраф. Неужели все старшины-председатели
Советской власти затем только приходят в дом, чтобы штрафовать Чачу? Почему
не взять им в толк, что ни одна знахарка не может обойтись без первача, на
котором настаивают травы? Покупать русскую водку не по карману. "Нет, не
пойду я к Нахо. С тех пор как большевики, по их же словам, принесли
Советскую власть на своих плечах, нет людям покоя!" - так еще вчера кричала
Чача. И вот все-таки Лю слышит после долгого молчания в доме аулсовета
скрипучий голос Чачи. Нахо спросил ее, умеет ли она писать слово "шипс"[1],
и Чача говорит:
- Зачем мне писать слово "шипс" или слово "ляпс"[2], я хочу писать
жалобу.
- На кого же ты хочешь писать жалобу? Лю холодеет. Вдруг Чача так и
брякнет:
"На тебя хочу писать, на безмозглого большевистского старшину. Неужели
ты не можешь взять себе в толк, что знахарка настаивает лекарства на
перваче. Что я буду делать, если меня позовет лечить Инал?"
Вот сейчас так и выпалит все это старуха Чача, и тогда прощай
свидетельство, не выдаст его Нахо...
И тут Лю проснулся.
- Вставай, Лю, вставай, - будила его нана Думасара, - пора тебе идти к
Нахо за справкой.
Голоса Чачи и Нахо, споры с Чачей - все это, оказывается, только
снилось. И Лю в первый раз в жизни пожалел, что он слышит голос матери.
Лучше бы слышать, как Чача соглашается отвечать на экзамене.
Но так или иначе, нужно было торопиться. До обеда надо успеть в Буруны,
а еще попрощаться с Тиной.
Лю без рубашки побежал к арыку, протекавшему через сад. Думасара с
удовольствием проводила глазами сына. Она видела, как окреп Лю - и вырос, и
окреп.
По ту сторону арыка столпились соседские ребятишки, выгонявшие коров в
стадо. Они ждали, что вот-вот прибежит сюда Лю и начнет диковинно дергаться
то руками, то ногами. Лю не смущала эта толпа любопытных, смешки и
язвительные словечки. "Лю хочет стать таким силачом, как Аюб, - говорили в
его защиту другие, более серьезные мальчики. - Он нагоняет в мускулы силу".
Лю уже знал, что нет на свете таких вещей, о которых все люди думали бы
одинаково, и нередко одних огорчает то, что может смешить других, нередко
одни осуждают то же самое, что хвалят другие. Вот хотя бы тот же агрогород -