"Алим Кешоков. Вершины не спят (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

одни хвалят, другие ругают почем зря.
Весело перекинувшись словами со сверстниками и освежившись в мутной
холодной воде арыка, Лю помчался через сады и огороды к Чаче, - может,
все-таки удастся уговорить ее? Но Чачи дома не было, соседка сказала, что
старуха пошла в аулсовет. Вот уж действительно сон в руку!
На дворе аулсовета, как всегда, было людно. Люди собирались здесь не
только затем, чтобы повидать Нахо, пока тот не сел в седло, но просто из
потребности поболтать, поспорить, о чем-то спросить, что-то доказать.
Разговоры на все голоса, а из открытого окна доносится голос Чачи. Как
хотите, сон продолжался! Хорошо еще, что Люне соблазнился завтраком и
поспешил сюда. Он оправил на себе гимнастерку, огляделся и, прежде чем войти
к Нахо, присел на старый жернов, вросший в землю у порога.
Среди ожидающих были и проныра Давлет, и хитрый Муса с неизменным своим
спутником, мясником Масхудом. Масхуд считался вторым после Давлета
спорщиком. И все эти известные в ауле люди были учениками Лю, все сдавали
экзамен, а теперь пришли послушать, как сдает экзамен Чача. Все они
приветствовали своего учителя Лю. Правда, Давлет научился писать имя
по-русски еще в тюрьме, где он вместе с Мусой и Масхудом сидел за проделки с
земельными участками в первые годы распределения земли в трудовое
пользование. Но теперь Лю обучил его буквам нового кабардинского алфавита.
Ничего не скажешь, Давлет учился с усердием, он лишний раз хотел показать
свое согласие с Советской властью. Дескать, смотрите, я сознательный, я не
прогоняю от себя культармейцев, как это делают другие. При случае расскажите
об этом Иналу, пусть знает, какие есть у него верные люди.
Преисполненный сознания своего превосходства, он снисходительно
поглядывал по сторонам.
Масхуд, как всегда, спорил с Мусой. Они сидели рядом. Наконечником
палки Муса вычерчивал на земле буквы и предлагал Масхуду отгадывать их. Эта
игра удавалась плохо - то ли потому, что Масхуд плохо знал буквы, то ли
потому, что Муса неумело их рисовал. Масхуд сердился и шумел.
- Ты думаешь, моя голова пустая сапетка, - кричал он и, выхватив палку
из рук Мусы, тыкал палкой в букву: - Слышал ли ты, как сказал Исхак: "Буква
"А" - крыша". А ты что нарисовал? Бублик. Бублик это не буква, а цифра,
бублик значит ничего нет, ноль. Ничего нет, как в твоей голове.
Муса не так твердо знал буквы, чтобы решительно постоять за себя, но
признать правоту Масхуда было бы позором, и он возражал:
- У самого у тебя ничего нет в голове. Не голова, а пустая корзина. - И
он сердито вырывал свою палку из рук Масхуда и обращался к соседу слева,
старику Исхаку, прославившемуся не только своею просвещенностью, но и даром
поэта: - Исхак, ты человек справедливый и хорошо постиг грамоту, скажи, это
буква или цифра?
Сельский почтальон Исхак - тихий человек, долго ничем не
примечательный, на старости лет проявил неожиданные таланты. Повторяем, он
не только постиг грамоту, но, к всеобщему удивлению, прославился на недавнем
Иналом затеянном слете стариков песнопевцев и теперь исполнял в ауле не
только службу почтальона. Он никогда не расставался с самодельным
музыкальным инструментом, выточенным из ствола старого ружья, это было нечто
вроде бжами, кабардинской флейты.
Вот и сейчас любимый инструмент лежал у его ног, а сам музыкант
трудился, склонившись над ученической тетрадью. Он поминутно слюнявил