"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

подстрелили, а добить не успели. Он как прыгнет - и прямо на Батурина,
повалил, когтями в голову вцепился - смерть пришла старику. Охотники
разбежались - и верно, страшно. Ну, а племяш - родная кровь, куда бежать?
Жалко ведь. Схватил топор и ахнул тигра в голову - топор по рукоятку вошел,
Батурина всего кровью залило, и не разберешь - где своя, где тигриная. Тигр
так на нем и подох. А следы тигриные на всю жизнь остались.
Из тайги наползали сумерки. Стрекотала поблизости вода. Шуршали ветви.
- А тигров здесь много? - спросил чей-то напряженно-спокойный голос.
- Нет. Теперь что-то не слышно.
Растирая голые ноги и следя за ботинками, подсыхавшими у костра,
Епифанов рассказывал:
- А в океанах зверь такой водится - осьминог. Лапищи страшенные, восемь
ног, не то ноги, не то щупальцы. Как захватит этими щупальцами - пропал
человек! Засосет. Водолазы на них охотятся.
Комсомолец из Кабардино-Балкарии рассказал:
- Поднимались мы запрошлый год на вершину. И вдруг - обвал. Трех
человек оторвало и понесло. Одного льдиной ка-ак хлопнет - умер. Другой
альпенштоком в расщелине льда зацепился. Его бьет, а он уцепился и держится,
потом еле руки разжали. А третьего ка-ак понесло - ну, думаем, прощай,
дорогой. А нет, жив остался. Из-под снега откопали. Весь избитый, а дышит. В
прошлом году снова ходил.
Комсомолец из Княжьей Губы рассказал:
- Я еще, значитца, маленький был. И были тогда у нас англичане. И вся
наша деревня, значитца, партизанила. А мы, ребятишки, были мастаки на лыжах
бегать, как у нас с малолетства все бегают. Ну, значитца, бегали мы в горы,
батькам хлеб носили. И вот однажды идем - батюшки! Англичане! Только мы хлеб
покидали в снег, а сами бежим, будто, значитца, катаемся. Схватили нас - где
батьки? Щипали, били, за уши драли. Я, значитца, реву, отбиваюсь. А сказать
ничего не говорю. И все ребятенки, как один, ревут во весь голос, а не
сказывают. Так и не сказали.
Сергею Голицыну тоже захотелось рассказать что-нибудь страшное или
героическое, но ничего такого в его жизни не было. В памяти всплывали
рассказы отца... Но что же чужие слова пересказывать?
Стало темно.
Комсомольцы запели. Тарас Ильич сидел, опустив голову.
- А нас выселяют, - вдруг сказал он, резко подняв голову. Злоба
светилась в его глазах. Но злоба погасла. Ее сменила тупая обида. - Ваш
начальник сказал: каждому дадим денег, проезд и полную стоимость хозяйства,
на новое место перевезем. А здесь строительство. Город. Нельзя.
Тотчас вспыхнул спор - правильно или неправильно выселять деревню. Всем
было жалко Тараса Ильича.
- Ну как же неправильно, - вступил в спор сам Тарас Ильич. - Все одно,
хозяйству здесь конец. Стройка. А только почему меня не спросили - хочу я
эти деньги или нет? На что мне деньги? Я бы захотел, давно уехать мог. Не
старое время. Раньше, я все, бывало, мечтал - в Россию. А здесь-то что ж -
не Россия разве? Поглядишь кругом - иной раз аж дух захватывает, ширина
какая!
- А вы бы на стройке не остались? - неуверенно предложил Гриша.
Тарас Ильич поднял на него глаза, не ответил.
- Слыхали, на митинге Вернер что говорил? Гранитные набережные,