"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

Его веки заколебались. Легкое дуновение жизни прошло по лицу. Он с
усилием открыл глаза, вздохнул и сразу же поморщился - ему было больно.
Клава сменила платок на его лбу, и снова задержалась ее рука, поглаживая
мягкие волосы. Возвращаясь к жизни, он силился понять, где он и что с ним. В
каком-то обрывке воспоминаний прошел перед ним образ Дины, ее тонкая рука с
длинными ломкими пальцами. Он открыл глаза и увидел над собою замирающее,
преображенное тревогой и нежностью лицо Клавы. Он беспомощно улыбнулся ей. В
порыве благодарности и еще неясного чувства Клава склонилась и поцеловала
его.
Когда она поднялась с колен, она знала, что будет любить его, что уже
любит.

19

Среди не тронутых человеком молчаливых и темных сопок протекала узкая
горная речка. Ее воды бежали стремительно, играя с обрывистыми берегами,
весело разливаясь в низинах и образуя тенистые, задумчивые протоки, где
прямо из воды тянулись к солнцу красные ветви тальника. Временами на ее пути
попадались сгрудившиеся скалы - река обегала их, подтачивая их основание.
Она точила податливые песчаные холмы и сама же намывала отмели на своих
прихотливых изгибах. Она казалась веселой и тихой, но если надломившаяся
ветка падала на ее чуть колеблющуюся гладь, ветку уносило от родного дерева
с такой скоростью, что и взглядом не догонишь.
По этой реке против течения шла лодка. Это была длинная, плоскодонная,
тупоносая нанайская лодка. В ее носовой части были навалены грузы, и лодка
зарывалась носом в воду. Два молодых нанайских парня, широкоскулых и
узкоглазых, гнали лодку вдоль берега, изо всех сил отталкиваясь шестами от
дна. На корме сидел русский - красивый пожилой человек с обветренным лицом и
зорким взглядом охотника, в нанайских расшитых унтах и солдатской фуражке
без кокарды. Он держал весло и лениво рулил, направляя лодку. Его спокойные
глаза вглядывались в очертания берегов. Иногда он говорил негромко, властным
голосом человека, привыкшего повелевать:
- А ну, нажимай!
Смуглые лица парней лоснились от пота.
А солнце уже садилось, и пепельно-розовые блики упали на воду, а за
кормою лодки разбегались голубые и розовые лучи.
- Нажимай, Кильту, - сказал русский. - До ночи надо приехать.
- Двадцать километров будет, - сказал старший из парней, оглядывая
берега. - Моя не моги быстрей.
Но все-таки навалился на шест, ожесточенно толкая лодку вперед.
Темнело. На самых высоких сопках еще золотились косые лучи солнца, а
внизу уже смеркалось, стали причудливее и мрачнее силуэты скал; и гладь воды
потемнела, как старое зеркало, неясно и сбивчиво отражая берега.
Кильту смотрел на темную воду, убегавшую из-под шеста. Украдкой
оглядывал русского - русский был здешний человек, чужие не умеют так рулить
веслом. И унты на нем нанайские. Зачем он едет? К кому?
- Твоя едет работать? - спросил он, пересилив робость.
- Нет, - резко бросил русский и отвернулся.
Семь дней поднимались они вверх по реке, и семь дней думал Кильту,
зачем едет русский человек и кто он такой. Может быть, он едет торговать? Но